Немцам оставалось метров тридцать до раскуроченной батареи, они уже всё поняли, надрывно заголосил офицер, залегли солдаты.

- Вожаков, Антомонов, огонь по минам!

Пулемётчики сообразили, заработали дружно. Они уже приспособились, заняли неплохие позиции. Пули калибра 7,9 мм стали рвать снарядные ящики, полетели щепки, этого хватило, чтобы сдетонировало содержимое. По счастью, свои успели отбежать, немцы находились гораздо ближе к эпицентру. Мины рвались сначала по одной, по две, потом надо пушкой поднялся огненный вихрь, взлетели пламенные брызги.

Взрыв оглушительной силы потряс округу. Самые сообразительные заткнули уши. Шубин распластался за деревом, сжал ладонями виски, уткнулся носом в землю. Разлетались осколки, косили кустарники, ломали деревья, вал ударной волны ворвался в лес, бил по затылкам.

Противнику досталось больше. Тех, кто находился близко - просто порвало, остальных контузило. Поднялся рослый обер-гренадер, его шатало, мозги набекрень, он не понимал, что делает, сделал неуверенный шаг, пялясь в пространство, подломилась нога, он рухнул на землю. Многих так же качало, практически все немецкое войско впало в прострацию.

Шубин что-то кричал, не слыша своего голоса, плевался землёй, звуки прорывались в голову короткими волнами. Пулемётчики перенесли огонь, ударили по толпе, внося дополнительную сумятицу. Красноармейцы бросились в контратаку.

«Неужели я приказал?», - Шубин решительно не помнил. Но с фашистами, напоминающими пьяную толпу, надо было что-то делать.

Несколько человек пустились бежать, остальные приняли бой. Это было полным безумием - их забили прикладами, штыковыми лопатками. Орал как подорванный Вадик Мостовой, набивая свинцом грузного унтерфельдфебеля, Серёга Герасимов с разбега запрыгнул на здоровяка с оторванным погоном, повалил, стал с остервенеем душить, зазвенело как на колокольне. Подпрыгнул низкорослый Шлыков, треснул немца лопаткой по каске, глаза противника сбились в кучку, он выронил автомат, второй удар отточенной гранью пришёлся в шею, третий уже и не потребовался.

Сапёрные лопатки носили с собой не просто так и не только для рытья окопов. Это было грозное, холодное оружие.

Перед глазами маячило позеленевшее от страха лицо - немец потерял каску, редкие волосы торчали дыбом, он дрожал на полусогнутых конечностях, вытаскивая из патронташа снаряжённый магазин. Когда сообразил, что не успеет, зашёлся криком. Приклад разбил глазную впадину, брызнула кровь, немец повалился, продолжал изрыгать что-то невразумительное.

«Шут с ним, все равно не жилец».

Глеб метнулся в сторону, избегая скользящего удара, двинул носком по интересному незащищённому месту, а когда противник присел от избытка ощущений, снова сработал прикладом.

Уцелевшие пустились наутёк, вскинул руки офицер - в глазах метался ужас пополам с недоумением: откуда взялись эти звери в человеческом обличии?

«Надо же, успел сделать свой «Хендэ-Хохе».», - урчал Бурмин, награждая офицера тяжёлым ударом в зубы. Рот наполнился кровью, офицера рвало.

Подбежал растрёпанный Антомонов с пулемётом, стал стрелять вдогонку убегающим, положил ещё парочку, после чего разжались онемевшие руки, упала под ноги сложная конструкция.