— А ты считаешь, я должна была позвонить в полицию?! — вдруг разразилась истерическим хохотом Самоварова.
— Конечно! А если бы в собаке была бомба?
— А-ха-ха! Бомба! Ради такой, как я, нафиг никому не нужной грымзы, уж поверь, с бомбой никто связываться не будет!
— А с чего ты взяла, что действия злоумышленника направлены против тебя? — соображала Анька, и глаза ее лихорадочно заблестели. — Мешки начали появляться после того, как подожгли квартиру доктора, и после того, как он переехал сюда.
Варвара Сергеевна нетерпеливо махнула рукой:
— Ань, доктора целый день нет дома! И тебя нет, и в те дни, когда у Олега выходной, мешки не появляются.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Послания отправляют мне.
— И их никто больше не видел… — Теперь Анька глядела на мать с тревогой.
— Что ты хочешь этим сказать? — У Варвары Сергеевны внутри все клокотало. Она тут же поняла, к чему клонит дочь.
До знакомства с Валерой Варвара Сергеевна регулярно посещала психиатра из ведомственной клиники.
Горсти корректирующих сознание таблеток тайком выбрасывались ею в помойку, но диагноз «шизофрения» с нее официально никто не снял.
Из органов ее попросили, из уважения к заслугам, уйти по этой же причине.
Почти целый месяц она провела в темнице — психиатрическом отделении, где ее пытались последовательно превратить в овощ.
Но все это было давно и как будто не с ней…
Анька же знала, что ее подставили!
Принципиальные и честные люди неудобны обществу, из них часто делают дураков.
Дочь не могла не помнить, как было на самом деле! Как халатные прокуроры, ловко выстроив обвинение из собранных Самоваровой доказательств, быстренько повесили покушения на убийство на ни в чем не повинного человека. Встречаясь с подследственным, Варвара Сергеевна очень скоро поняла: это не он, и начала сбор фактов, доказывающих его невиновность. Но бюрократическую машину было уже не остановить.
Потеряв веру в себя и Правосудие, Самоварова предприняла неловкую попытку свести счеты с жизнью. Об этом тут же узнали в ведомстве и, уцепившись за столь выгодный факт, цинично вытолкали ее на обочину.
— Ань, ты сомневаешься в моей вменяемости? — С трудом давя в себе гнев, она глядела дочери прямо в глаза.
Анька отвела взгляд.
— В твоей вменяемости я не сомневаюсь, — наклонившись под стол, Анька выудила оттуда внимательно прислушивавшуюся к разговору Капу. — Я сомневаюсь в твоих фантазиях.
— То есть?! Поясни.
— Мам, тебе давно уже скучно без работы. — Анька торопливо гладила Капу по шерстке. — Большую часть своей жизни ты расследовала и додумывала. С таким образом мыслей ты всегда пытаешься найти черную кошку в темной комнате, даже если ее там нет.
Самоварова угрюмо молчала.
Анька отпустила Капу.
Встала и, схватив лежавшую возле раковины тряпку, принялась тщательно протирать обеденный стол.
— Значит, ты на полном серьезе предполагаешь, что я все придумала?
— Я не это сказала, — по-прежнему не глядя матери в глаза, ответила Анька.
— А что ты сказала? — громко и с силой попыталась уточнить Самоварова.
— Что из дурацких проделок полоумной соседки ты пытаешься скроить детективную историю…