Затем схватил ее за бедра и развернул к себе спиной.

Чтобы удержать на скользком полу равновесие, она прилипла ладонями к глянцевой плитке на стене. Охваченная блаженством, до физической боли, карябала стыки плитки ногтями, словно пытаясь навсегда вытравить из себя те ощущения, когда днями раньше, такая же уязвимая и голая, но раздавленная и почти мертвая от страха содеянного, отчаянно скребла стены душевой кабины проклятого съемного дома.

— Давайте еще раз попробуем. Это важно, — мягко, но настойчиво попросила миловидная, лет пятидесяти, невролог.

Ее волосы были подстрижены под каре и имели приятный платиновый оттенок.

На округлых коленях, выглядывавших из-под белого халата, лежал планшет, в котором она что-то периодически помечала.

От Самоваровой не укрылись и ее постоянные переглядки с Валерием Павловичем, сидевшим на стуле у кровати.

Из-за этих переглядок, из-за планшета на коленях (в который уж точно не записывалось ничего хорошего!) и слишком добродушного выражения лица эта женщина не нравилась Самоваровой.

— Вы хорошо знакомы с этим человеком? — невролог кивнула головой в сторону доктора.

— Достаточно, — Варвара Сергеевна пошевелила рукой с воткнутым в вену катетером. — А что там за лекарство? — Она с опаской покосилась на пузырь, прикрепленный на штакете.

— Мексидол.

— Понятно…

Самоварова не знала или просто не помнила, что такое мексидол, но что-то ей шепнуло, что это лекарство не опасно.

«Ма-ма, ма-ма» — явственно раздался за стеной сиплый, задыхающийся старушечий голос.

Невролог заговорила чуть жестче и громче:

— Вы можете сказать, как зовут этого человека?

— Миронов Валерий Павлович! — окончательно разозлилась Самоварова.

С чего бы этой врачихе влезать в ее личную жизнь?!

— Он психиатр из районной поликлиники, — нахмурившись, добавила она, видя, что ее ответ не слишком устроил.

Рассказывать, что по окончании приема Миронов пригласил ее в кафе, было бы по отношению к Валерию Павловичу неэтично. Его коллега могла сделать неверный вывод о том, что он нарушил врачебную этику. А рассказывать предысторию об убийстве в отеле было бы совсем уж лишним.

На место преступления в качестве частного консультанта ее вызвал полковник Никитин.

Психиатр жил в соседнем с отелем доме, и увиделись они впервые рядом с местом преступления — Миронов толкался среди прочих любопытствующих жильцов окрестных домов, и первую попытку познакомиться с ней предпринял вовсе не на приеме, а как раз в то майское утро[2].

Днями позже они случайно встретились в его кабинете.

— Варвара Сергеевна, — женщина демонстративно захлопнула крышку планшета и убрала его за спину, — расскажите все, что вы помните. Это сейчас очень важно.

«Ма-ма, ма-ма», — захрипело за стеной.

— Там кто-то есть? — опасаясь, что у нее галлюцинация, осторожно спросила Самоварова.

— Там бабуля, тяжелая. На последнем издыхании. Не обращайте внимания, — будто речь шла всего лишь о зудящем комаре, объяснила доктор.

Самоварова нахмурилась еще больше.

— Что рассказать?

— Как давно и хорошо вы знаете Валерия Павловича?

— А почему он сам не может сказать? — недружелюбно ответила Варвара Сергеевна, чувствуя в этом любезном допросе какой-то подвох.