— Но что-то ее остановило. Во всяком случае, недавно.
— Вот это-то меня и беспокоит. Ей светило поступление в Гарвард, на полную стипендию. Или в Йель. Или в Браун. Ей было из чего выбирать. А теперь, если она не вернется, не компенсирует три недели пропущенных экзаменов и лабораторных работ, не восстановит свой средний балл до уровня «отлично», куда ей податься? Она снова покачала головой. — Она не сбежала из дому.
— Жаль.
Она кивнула:
— Потому что теперь вам нужно будет исходить из предположения, что ее похитили. Опять.
— Именно. Как и тогда.
Компьютер тихо пикнул, сообщая о пришедшем письме. Май взглянула на экран и почти незаметно тряхнула головой. Снова посмотрела на меня:
— Знаете, я ведь сама в Дорчестере выросла. Рядом с Авеню, между Сэвин-Хилл и Филдс-Хорнер.
— Я тоже неподалеку оттуда.
— Я знаю. — Она пару раз щелкнула по клавиатуре и откинулась в кресле. — Я училась на третьем курсе в Маунт-Холиок, когда вы ее в первый раз нашли. Я этим расследованием просто одержима была. Каждый вечер торопилась в общежитие, чтобы не пропустить шестичасовые новости. Мы все думали, что она умерла, всю зиму и весну тоже.
— Я помню, — сказал я, в душе жалея, что не забыл.
— А затем — раз! — и вы ее нашли. Столько времени спустя. И вернули ее домой.
— Что вы об этом думаете?
— О том, что вы сделали?
— Ага.
— Вы поступили так, как и должны были поступить, — сказала она.
— О. — Я почти улыбнулся от благодарности.
Она посмотрела мне в глаза:
— Но вы все равно ошиблись.
Открыв школьный шкафчик Аманды, я уставился на учебники, тщательно рассортированные по высоте и разложенные в аккуратные стопки. На вешалке висела куртка «Ред Соке» — темно-синяя, с красной каймой и красным номером «19» на спине. Кроме нее и книг — ничего. Ни фотографий, ни наклеек, никаких батарей помады или браслетов.
— Значит, она любит собак и «Ред Соке», — сказал я.
— «Ред Соке»? — переспросила Май.
— На моей фотографии она одета в куртку с их логотипом.
— Я ее часто видела в этой футболке. И в другой, но с тем же логотипом. И куртку эту помню. Знаете, я ведь тоже за них болею. Могу до посинения говорить о фарм-клубах и о логике — точнее, ее отсутствии — в действиях Тео на последнем драфте, все такое.
Я улыбнулся:
— Как и я.
— Но Аманда… Ничего подобного. Я с полдюжины раз пыталась ее разговорить на эту тему, пока не поняла: она даже стартовый состав назвать не может. Не знает, сколько сезонов Уэйкфилд играет в команде и даже сколько раз они выиграли с начала года.
— Стало быть, она болеет за них просто потому, что они местные?
— Хуже. Для нее эта футболка — просто одежда. Цвета нравятся, вот и носит. Не более того.
— Язычница, — сказал я.
— Она была идеальной ученицей, — сказала Стефани Тайлер. — Я серьезно: и-де-аль-ной.
Мисс Тайлер преподавала историю Европы, продвинутый курс. Ей было лет двадцать восемь. Светлые, с пепельным оттенком волосы она затягивала в пучок, где каждая прядь находилась на своем строго определенном месте. Она выглядела ухоженно — и так, словно этот уход был чем-то само собой разумеющимся.
— Никогда не вызывалась отвечать, но, если спросишь, всегда была готова. В классе никогда не перекидывалась эсэмэсками, не гоняла игры на своем «блэкберри», ничего такого.