— Значит, или Аманда вместе с Хелен и Кенни занималась мошенничеством… — начала Энджи.

— Или пыталась стать другим человеком.

— Но в этом случае она бы не получила два миллиона, которые город обязан ей выплатить в следующем году.

— Резонный довод, — сказал я.

— Хотя, — продолжила Энджи, — если она состряпала себе новую личность, это еще не значит, что она откажется от настоящей.

— Но я ведь перехватила свидетельство о рождении, — напомнила Беа. — Значит, теперь она может быть только самой собой, так?

— Ну, скорее всего, с Кристиной Инглиш теперь покончено, — предположил я.

— Но?

— Но, — сказала Энджи, — поддельные личности — те же аватары из компьютерных игр. Она могла завести себе сразу несколько, если мозгов хватило. Аманда и вправду такая умная?

— Очень, — подтвердила Беа.

С минуту мы молчали. Я заметил, что Беа уставилась на фотографию Габриэллы. Мы сделали ее прошлой осенью. Габби сидела на куче листьев, раскинув в стороны руки, будто позировала для фигурки на вершине трофейного кубка. Улыбка у нее была шире, чем куча листвы, на которой она сидела. Миллионы точно таких же фотографий украшают каминные доски и кофейные столики, тумбочки и телевизоры по всему миру. Беа продолжала смотреть на снимок, проваливаясь в него.

— Потрясающий возраст, — вздохнула она. — Четыре, пять лет. Весь мир полон чудес и перемен.

Я не мог найти в себе сил взглянуть своей жене в глаза.

— Я посмотрю, что можно сделать, — сказал я.

Улыбкой Энджи можно было бы накрыть весь округ Саффолк.

Беа протянула мне руки через стол. Я сжал их. Они были теплыми, нагретыми от кофейной чашки.

— Ты снова ее найдешь.

— Я сказал, что посмотрю, Беа.

Она устремила на меня исполненный чуть ли не религиозного восторга взор:

— Ты снова ее найдешь.

Я ничего не сказал. Зато сказала Энджи:

— Найдем, Беа. Во что бы то ни стало.

После ее ухода мы сидели в гостиной, и я смотрел на фотографию Беатрис и Аманды, снятую год назад в банкетном зале «Рыцарей Колумба». Они стояли на фоне обшитой деревом стены. Беа глядела на Аманду, и изливавшаяся из нее любовь была как луч света из фонаря. Аманда смотрела прямо в камеру. Жесткая улыбка, жесткий взгляд, челюсть чуть скошена вправо. Некогда светлые волосы теперь стали темно-каштановыми — прямыми и длинными. Худая, невысокого роста, она была одета в серую футболку с логотипом Ньюбери Комикс, темно-синюю куртку «Ред Соке» и такого же цвета джинсы. Чуть искривленный нос покрывал легкий налет веснушек, а зеленые глаза были очень маленькими. У нее были узкие губы, острые скулы и угловатый подбородок. Глаза ее отражали столько всего, что я сразу понял — ни одна фотография не смогла бы точно передать, какой была Аманда. Наверное, ее лицо менялось по тридцать раз за пятнадцать минут. Никогда не красивое, но всегда — приковывающее к себе внимание.

— Ого, — сказала Энджи. — Ребенок-то уже совсем не ребенок.

— Знаю. — Я на секунду прикрыл глаза.

— А чего ты ожидал? — спросила она. — С такой-то матерью? Если Аманда до двадцати лет не загремит в нарколечебницу, это будет невероятная удача.

— Напомни, зачем я за это взялся? — поинтересовался я.