Мумифицированный половой член Ивана Грозного производил благоговейно-отталкивающее впечатление и оказывал магическое воздействие, как несомненно подлинная, выкраденная из подземелий Соловецкого монастыря, содомско-гоморская реликвия, скрываемая зловредными архиереями от глаз народа.

В общем, член завращался точно по расписанию.

Я, в черном трикотажном облачении, символизирующий то ли тень павшего сатира, то ли располневшего от безделья духа, крадучись подносил напитки и пирожные.

Остап сосредотачивался.

В шикарной белой чалме и полупрозрачных вышитых шальварах он покорял сердца и умы, жаждущие откровений. А голос полный затаенной страсти, тоски по утраченной невинности, не по годам житейско-мудрый, с философской начинкой.

И никто, поверьте, никто не ушел разочарованным, никто не обманулся в своих ожиданиях, хотя мы строго соблюдали правило — только один вопрос и один ответ.

Член неутомимо и бойко вращался, замечательно подергиваясь по собственной инициативе.

Клиент торопливо записывал три буквы, над которыми произошло проявление жуткого духа.

Остап толковал.

За вечер удавалось провести до десяти сеансов.

Бендер поражал меня способностью на одни и те же банальные вопросы давать глубокие, сокровенные, бьющие в точку, ответы.

Член гипнотизирует сидящего напротив.

— Можно спрашивать? — шепот женщины средних лет пронизан страхом грядущего.

— Пусть как следует раскрутится. Проявление духа начинается в переходной обратной фазе, при проявлении явственных признаков усталости и раздражения.

— Можно?

— Помните, дух прореагирует только один раз, второй вопрос его спугнет и ответ будет безнадежно испорчен.

— Да.

— О революциях, столыпинской реформе, государственной думе и прочих ерундистиках ни — слова. Дух этого не переносит.

— Да. Да.

— И засекайте момент истины… Смотрите, первые признаки утомления… Спрашивайте же! Скорей!

— Я хочу… Хочу…

— Смелее, здесь полный интим и конфиденциальность.

— Я хочу знать, не изменяет ли мне мой Козлик?

— Ждите ответа.

— «М»! Вы видели, он дернулся над «М».

— Внимательней.

— «Л»!

— Осталась последняя буква.

— Он не хочет больше показывать, не хочет!

— Терпение.

— «О»! Наконец-то. «О»!

— Надеюсь, речь духа вам понятна?

— Не очень.

— Он доверил мне огласить сие таинство.

— «М» — наверное,» милый»…

— Я сказал. Внимайте!

— Да. Да.

— «Мойте рыло одеколоном». Царь всея Руси Иоанн Васильевич Грозный, собственной персоной.

— Но простите, молодой человек, разве в те времена знали одеколон?

— Чем же, по вашему, царь освежался после бритья?

— Но по-моему, у него как известно с картины Репина была борода.

— Я же не утверждал, что Иоанн Васильевич брил именно себя. Схватит, сердешный, топорик поострей и по щечкам, по щечкам, то псковским, то новгородским, то татарским… А после тщательного бритья, как водится, чарку одеколона, без закуси, в дружной компании опричников.

— Значит, Козлик изменяет?

— Увы, член лгать не приучен.

— Ну, я ему, побрею кое-что!..

Потрескивают свечи.

Остап утирает вафельным полотенцем трудовой предательский пот, орошающий лик пророка.

Я впускаю следующего.

Мелкий служащий, среднеоплачиваемой категории. Нервно подергивает узкие негусарские усики.