– Вот уж не знала, что такое бывает.

– Это тебе, – отвечает она.

Назад мы идем медленно. Думаю, нам одинаково не хочется возвращаться. У твердого и гладкого леденца вкус одновременно и кислый, и сладкий, и при этом настолько сильный, что я чуть не хлопаюсь в обморок. Обсасываю его в палочку, наслаждаясь каждым моментом.

– Доешь до того, как придем домой, – предупреждает Фанни. Пояснений не требуется.

– Почему Мэри так меня ненавидит? – спрашиваю я уже почти у дома.

– Пуф! Вовсе она тебя не ненавидит, детка. Просто боится.

– Чего?

– А ты сама как думаешь?

Я не знаю. С чего бы Мэри меня бояться?

– Да она скумекала, что из-за тебя может лишиться работы, – говорит Фанни. – Миссис Бирн лишнего никогда не потратит. Зачем платить за работу Мэри, если ты, как обучишься, станешь делать ее бесплатно?

Я стараюсь не выдать своих чувств, но слова Фанни меня жалят.

– Вот зачем они меня к себе взяли.

На ее лице появляется добрая улыбка.

– А я думала, ты уже и сама это поняла. Их устроила бы любая девочка, которая умеет держать иголку с ниткой. Бесплатный труд – он и есть бесплатный труд. – А поднимаясь в дом по ступенькам, она говорит: – Не держи на Мэри зла за ее страх.

С этого момента я, вместо того чтобы терзаться из-за выкрутасов Мэри, сосредотачиваюсь на работе. Слежу, чтобы все стежки были одинаковыми и ложились ровно. Аккуратно отглаживаю каждую вещь, до хруста, убирая все морщинки. Каждое изделие, которое перемещается из моей корзинки в корзинку Мэри или одной из других работниц, оставляет во мне чувство маленькой победы.

Впрочем, ее отношение ко мне не меняется. Наоборот, чем лучше у меня получается, тем она делается раздражительнее и требовательнее. Я кладу в корзинку сметанную юбку, а Мэри выхватывает ее, рассматривает, выдирает наметку и бросает обратно.

Цвет розы листья сменили на цвет красного засахаренного яблока, а потом – на бурый; выходя из дома, ступаешь на пружинистый, сладковато пахнущий ковер. В один прекрасный день миссис Бирн, смерив меня взглядом, спрашивает, есть ли у меня еще какая одежда. Я хожу в двух платьях, с которыми сюда приехала – одно в бело-синюю клетку, другое в полоску.

– Нет, – отвечаю я.

– Что ж, – говорит она. – Придется сшить их самой.

В тот же день, попозже, она везет меня на машине в город: одна нога неуверенно жмет на педаль газа, другая, судорожно, на тормоз. Вперед мы продвигаемся рывками и наконец оказываемся у большого магазина.

– Можешь выбрать три отреза, – говорит она. – Так, прикинем… по три ярда каждый, да? – Я киваю. – Ткань должна быть прочная, недорогая, только такую имеет смысл покупать для… – Она осекается, потом договаривает: – Для девятилетней девочки.

Миссис Бирн ведет меня в отдел, где лежат рулоны ткани, подталкивает к полке с выбором подешевле. Я выбираю сине-серую клетку, нежно-зеленый узор и розовые разводы. По поводу первых двух миссис Бирн кивает, по поводу третьей морщит нос:

– Боже мой, такое – к рыжим волосам?

И вытаскивает рулон синего шамбре.

– Я думаю, лиф нужно попроще, рюшей поменьше. Просто и скромно. Сборчатую юбку. Сверху, когда работаешь, будешь надевать передник. У тебя есть передники, кроме того, одного?