На другом конце тишина. Вивиан осмысляет ее слова.

– Ты где? – спрашивает она наконец, присаживаясь на ручку кресла.

– Внизу. В смысле на улице. Я боялась, что, если позвоню, вы перепугаетесь.

– Где-где?

– Здесь. Я здесь. У вашего дома.

– Здесь? Сейчас? – Вивиан встает.

– Простите.

И тут, не справившись с собой, Молли начинает плакать. На траве холодно, плечи болят, Вивиан, похоже, перепугалась, последний «Эксплорер» ушел, в гараже темно и страшно, а куда еще можно пойти в этом мире, ей не придумать.

– Не плачь, деточка. Не плачь. Я сейчас спущусь.

– Ага. – Молли шумно выдыхает. Да не раскисай ты!

– А трубку сейчас повешу.

– Хорошо.

Молли смотрит сквозь слезы, как Вивиан вешает трубку, поплотнее запахивает халат, завязывает кушак, оглаживает седые волосы на затылке. Когда Вивиан выходит из спальни, Молли бежит обратно на крыльцо. Трясет головой, чтобы та прояснилась, составляет сумки поаккуратнее, утирает нос и глаза уголком футболки.

Через миг Вивиан открывает дверь. Испуганно смотрит на Молли (та соображает, что глаза-то вытерла, а вот тушь, небось, размазала по всей физиономии), на пухлые сумки, до отказа набитый рюкзак.

– Господи всемогущий, входи же скорее! – говорит она, широко распахивая дверь. – Входи сию же минуту и рассказывай, что с тобой стряслось.

Не слушая Моллиных протестов, Вивиан настаивает на том, чтобы заварить чай. Достает чайник и чашки в крупную розу – подарок миссис Мерфи ей на свадьбу, они несколько десятков лет провалялись в коробке, а к ним парочку недавно обнаруженных ложечек из серебряного сервиза миссис Нильсен. Они дожидаются на кухне, пока закипит вода, потом Молли наливает ее в чайник и на подносе несет сервиз в гостиную, а заодно сыр и крекеры, которые Вивиан обнаружила в кладовке.

Вивиан зажигает две лампы, усаживает Молли в красное кресло. Потом идет к шкафу, достает стеганое одеяло.

– Обручальное кольцо! – удивляется Молли.

Вивиан держит одеяло за углы, встряхивает, потом подносит, закутывает Молли ноги. Одеяло пошло пятнами, кое-где порвалось, прохудилось от времени. Многие лоскутки ткани, сшитые от руки в два пересекающихся кольца, совсем изветшали, стежки, где остались, удерживают одни лохмотья цветных тряпичек.

– Раз уж не хватает мне сил никуда отдать эту штуковину, грех ею не воспользоваться.

Вивиан подтыкает одеяло, а Молли говорит:

– Простите, что ворвалась вот так.

Вивиан отмахивается:

– Глупости. Мне такие встряски на пользу. Сердце бьется пошибче.

– Не уверена, что вам это полезно.

Новость про Мейзи камнем лежит у Молли в желудке. Не хочется вываливать ее на Вивиан прямо сейчас – слишком уж много сюрпризов разом.

Только разлив чай по чашкам, протянув одну из них Молли, взяв другую, бросив туда два куска сахара, размешав, разложив сыр и крекеры по тарелкам, Вивиан усаживается на второй стул, складывает руки на коленях.

– Ну ладно, – говорит она. – А теперь рассказывай.

И Молли рассказывает. Рассказывает Вивиан, как жила в трейлере на Индейском острове, как отец погиб в автомобильной аварии, как мать села на иглу. Показывает черепашку Шелли. Рассказывает о дюжине опекунов, о кольце в носу, о ссоре с Диной, о том, как нашла в интернете, что мать ее посадили.