Признаться, я был удивлён: одно дело – боевой командир, остроумный парень, народный герой, а другое дело… вот это всё.

– В самолёте скукота была, нечем было заняться, – пояснил он.

– Может получиться дельный рэпчик, – сказал я, чтоб не рассыпаться в комплиментах.

– До рэпчика мне ещё как пешком до Помпеи, – откликнулся Арсен. – Ну, не, может, в этом году что-нибудь получится летом. С Ромой что-нибудь зачитаю.

– С Рэм Диггой?!

– Да.

– Это очень было бы славно, – сказал я.

Вернул Мотороле его телефон: я в них не разбираюсь (у меня самого – кнопочный лапоть, и другого не надо), но, кажется, это был очень навороченный аппарат.

– Швед – офицер, работавший на СБУ, в плен попавший под Славянском, – мне подарил, – пояснил Моторола. – Ему потом долго всякие письма приходили на английском, типа «как дела?» Я в ответ пишу: «Он умер».

…Напугались? Ничего с этим шведом не случилось.

Через минуту мы всё равно вернулись в нашем разговоре к войне.

– Днепропетровская область, Запорожье, Харьковская область – почему там нет сопротивления? – риторически спрашивал Моторола. – Потому что там нет оружия. Нет подвоза боеприпасов, подвоза личного состава, подвоза обеспечения. Как только появится небольшой центрподвоз – просто если мы выйдем к административным границам – те регионы сразу же загорятся. Вот мы все говорим «Донбасс, Донбасс» – а это, на самом деле, часть Запорожской области, часть Днепропетровской области, часть Ростовской даже области, Луганск, по-моему, даже небольшая часть Харьковской области – всё это Донбасс. Донбасс – это большой угольный бассейн. Сейчас начинается долгая, нудная полемика… Надо сделать так, чтобы здесь не получилось так, как в Приднестровье. Потому что там ситуация очень сложная…

Моторола начал говорить с чуть заметным раздражением, перестав улыбаться.

– Очень много здесь тех, кого мы называем – терпильные войска. Вот они стоят на переднем крае. Вот их долбит артиллерия, их убивают, а они терпят. Они не стреляют – не потому, что им не разрешают. Они не стреляют, потому что в ответку им начинают стрелять. Они выстрелят из автомата или пулемёта, а в ответку по ним из миномёта могут долбануть, или из АГСа. Могут ранить или убить. Поэтому лучше сидеть спокойно, вместо того, чтобы хотя бы метр с каждой позиции в сторону противника прорыть. Шахтёры же! За два года войны можно было уже за Авдеевку вылезти целой бригадой. В Сирии за год понарыли тоннелей, они по туннелям на БМП ездили между домами. Почему? Потому что они воюют. Потому что у них там есть какая-то своя идея. А здесь люди начинают терять в окопах идею. У них нет какой-то конкретной цели, у них всё призрачно, размыто. Два года на одном и том же месте стоят и ещё назад умудряются отходить. И это меня очень нервирует, когда люди оставляют позиции. Я человек, который за всё время боевых действий выходил только со Славянска – и то потому лишь, что никто ничего не объяснил тогда. Мне это тяжело понять…

«Серой зоны» у нас вообще нет почти. А ведь «серая зона» чётко прописана в Минских соглашениях. Войска, которые заходят в «серую зону», могут быть уничтожены без нарушения минских соглашений. Они должны быть выдавлены. Вытеснены оттуда. Военнослужащий на расстояние какое-то определённое появляется – ближе 500 метров – его можно уничтожить. Никаких проблем нет. А они спокойно ездят. Вот посадка, они в соседнюю на танке едут. Почему?