И, наконец, вот такие – правда, отчего-то, безымянные.

(Помните, как в самом начале войны украинские силовики были все сплошь и рядом в балаклавах, а ополченцы – с открытыми лицами? Тут схожая ситуация.)

Киевлянин: «Как вы думаете, в Гаагском международном уголовном суде за преступления против человечества Захарченко, Плотницкого и Путина будут судить вместе или порознь?»

Иммигрант: «Почему мы до сих пор не видим вас и ваши танки в Киеве или Львове? Мы оказались прочнее, чем вы думали?»

(Куда и откуда мигрировал этот человек, осталось неясным. И кто такие «мы» – тоже.)

Чудаки скачут, дураки зигуют, одесская интеллигенция отчасти сошла с ума и потеряла инстинкт самосохранения, люди, переехавшие с Московского проспекта на проспект Бандеры, безмолвствуют, Порошенко неустанно врёт и тем жив.

Знание обо всём этом не должно разлучать нас с Украиной.

Чудаки разойдутся по своим домам, дураков отправят на излечение, на проспекте Бандеры сами жители снимут таблички и повесят новые, главное, чтоб не повесили вместе с табличкой тех, кто эти решения принимал.

Да, забыл про одесскую интеллигенцию: я спросил как-то у эрудита и политолога Анатолия Вассермана, тоже одессита: а как поведут себя эти люди, так ласково смотревшие на факельные шествия, – если сменится власть.

«Переобуются в воздухе», – спокойно ответил Вассерман.

Закрытые соцопросы и открытые данные о том, что 80 % украинцев воевать не хотят и не желают отдавать своих детей на войну, подтверждают всё это. (У оставшихся 20 % детей, видимо, нет.)

Пока же я смотрю на солнечный Донецк и понимаю только одно: тем, кто переобуется, никто пришедший отсюда точно мстить не будет.

А нормальных украинцев и русских, живущих на Украине, здесь никто не винит. И украинскую песню могут по-прежнему спеть за любым столом.

Однажды нам с Захарченко пришла идея: увековечить память Олеся Бузины в Донецке.

Раз безумцами в Киеве Бузина убит и память о нём растоптана – кроме донецких никто о его памяти так не позаботится.

Так и сделали.

Всякий украинец должен знать: истинные украинцы всегда найдут приют на Донбассе.

А когда раскол прекратится – мы обнимемся с теми, кто нас ждал.

Едем по Донецку. Из окон нашей машины слышна музыка. Захарченко за рулём.

Иной раз он может показаться строгим, даже угрюмым.

В душу человеку лезть – последнее дело, но мне кажется, что для Захарченко его мнимая угрюмость – всего лишь попытка не разочароваться в очередной раз.

Подпустишь человека близко – начнёшь верить ему.

Начнёшь верить – потом снова будет больно обманываться.

Зачем? Лучше даже не начинать: держать всех на расстоянии.

Отсюда свойское, тёплое человеческое чувство к своим бойцам, к «личке», к военным – к тем, с кем воевал. Тут же всё проще. Тут не надо решать вопросы о траншах, разделах, кредитах, где неизбежно маячат какие-то интересы, чьё-то назойливое лобби, чья-то корысть.

Эти ребята были рядом, когда стреляли, когда очень сильно стреляли, когда стреляли так, что, казалось, выжить не было никакой возможности.

С военкорами – та же история.

Несколько раз видел, как по-свойски, по-братски общается Захарченко с Женей Поддубным.