Сыщик скосил глаза: мол, твое право его обремизить[69]. И потребовал:

– Дай шестьдесят рублей!

– Это за что?

– Слышал же. Червонец Шурке Кренделю за лычный портсигар, четвертной надзирателю, чтобы пожил возле пивной, и столько же за выслеживание Вячиса. Скажи спасибо, что еще сотню за тушу быка не прошу, взятого для эксперимента; запишу на свой счет.

Алексей Николаевич вынул портсигар из кармана и протянул начальнику:

– Вот, возьми на память.

Белецкий задохнулся от возмущения:

– У тебя есть на эти цели аж пять тысяч!

– Не на эти, а на свою агентуру. Платить из них смоленским обывателям – моветон. И нарушение инструкции.

Деньги секретного фонда Департамента полиции хранились на личном счете директора в Государственном банке. На руках он имел чековую книжку.

Степан Петрович надулся, как французский петух, но достал книжку и выписал чек.

– Держи, вымогатель.

Это была старая уловка департамента, о которой знали немногие. В смутные годы промелькнул на должности министра внутренних дел Булыгин. Правил сановник всего девять месяцев и запомнился всем своей «булыгинской думой», которая так никогда и не была созвана. Но он успел также выжулить повеление от 29 августа 1905 года, написанное от руки в виде высочайшего доклада. Благодаря этой бумаге Департамент полиции получил первые «секретные» деньги, сроком всего на один год. Но крючкотворам от правопорядка этого оказалось достаточно. С тех пор драгоценный документ хранился лично у директора, и тот благоговейно передавал его преемнику перед уходом с должности. На основе единичного разрешения Министерство внутренних дел, толкуя его расширительно, каждый год испрашивало средства «на известные Его Императорскому Величеству нужды». При этом само повеление не показывали ни Министерству финансов, ни Государственному контролю, на него только ссылались…

Для Лыкова началась привычная кабинетная служба. Они вместе с Азвестопуло готовили совещание, которое открылось на Фонтанке 26 июня. Название придумали длинное, неуклюжее, но всем понятное. Совещание о мероприятиях по борьбе с преступностью, упорядочению уголовного сыска и развитию планомерности его организации длилось девять дней. На него съехались, кроме обязательных Филиппова и Кошко, три полицмейстера: бакинский, новороссийский и тобольский. Их дополнили два исправника – Московского и Санкт-Петербургского уездов, несколько судебных следователей, три или четыре начальника ЖПУЖД[70], товарищ прокурора Петербургской судебной палаты и старший юрисконсульт Министерства юстиции. Самые нужные люди – начальники провинциальных сыскных отделений, для которых все и задумывалось, почти отсутствовали.

Джунковский открыл заседание, сказал речь и укатил. Иногда он заезжал на четверть часа, но большая часть прений прошла без него. Вместо товарища министра председательствовал Белецкий. Участники обсудили организацию розыска, программу будущей школы для агентов, инструкцию чинам сыскных отделений, даже служебное собаководство. Для ознакомления с последним участники совещания в полном составе посетили Старую Деревню. Там инициатор этого дела в России статский советник Лебедев организовал полицейский питомник. Обученные собаки показали до пятнадцати приемов: поиск спрятанных предметов, подачу голоса при обнаружении злоумышленника, розыск по следам и прочие.