Я тяжело вздохнул:

– Думаю, что да.

– Но как?

На губах Лизы играла улыбка, словно она не решалась дать волю своим чувствам, пока не убедится в том, что я говорю правду.

– Я не хочу, чтобы ты кому-нибудь об этом рассказывала, пока я сам не буду в этом уверен. Я собираюсь лететь в Лондон.

– В Лондон? – Полуулыбка слетела с ее губ.

– Тогда тебе не придется никуда лететь, – медленно сказал я. – Тебе не надо будет никуда лететь.

Лиза стала разглядывать свои туфли, потом море. Она смотрела куда угодно, только не на меня.

– Майк, ты знаешь, что дело не только в застройке. Мне надо начать жизнь с чистого листа. Я должна перестать бегать.

– Тогда сделай это, когда Ханна подрастет. Расскажи обо всем полиции, когда она не будет в тебе нуждаться так, как сейчас. С этим можно подождать.

Она стояла передо мной, и я видел, как она обдумывает мои слова. Понятно, возможность никуда не уезжать из Сильвер-Бей принесла бы ей невероятное облегчение. Но похоже, Лиза уже смирилась с мыслью об отъезде, и ей тяжело было отыграть назад. Наконец она посмотрела мне в глаза:

– Что происходит, Майк?

– Я собираюсь убедиться в том, что тебе ничего не угрожает, – ответил я. – И в том, что Ханна вырастет с мамой.

Теперь Лиза смотрела на меня долго и вопросительно. И я знал, каким будет ее следующий вопрос. Лиза отшвырнула ногой гальку.

– Ты вернешься?

– Наверное, нет, – сказал я.

– Я думала, ты хочешь… Ты хочешь жить с нами?

Я промолчал. Что я мог ей сказать?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Мне надо, чтобы ты мне верила.

– Но ты не вернешься назад. Никогда.

Я покачал головой.

Лиза стиснула зубы. Я знал, что она хочет спросить, как я могу так поступить с ней после того, как признался в любви. Я знал, что у нее есть миллион вопросов, но с этой минуты она уже не может ответить на самый главный. Я знал, что она хочет попросить меня остаться. Но все же больше всего на свете она хотела остаться со своей дочерью.

– Почему ты не хочешь мне все рассказать? Почему ты мне не доверяешь?

«Потому что я не могу сделать выбор за тебя, – мысленно ответил я. – Но я могу сделать свой выбор ради тебя».

– Ты всегда задаешь так много вопросов? – как бы в шутку спросил я.

Но я не улыбался. Я шагнул вперед и обнял Лизу, она напряглась, и понял, что сердце мое разбито.

На Сильвер-Бей незаметно опустился вечер. В любом маленьком городе вечерние сумерки сопровождает особенный ритм: птицы громкими трелями объявляют о конце дня и затихают; машины заползают на подъездные дорожки; родители зовут детей ужинать, а те – кто вприпрыжку, кто волоча ноги – идут домой; где-то вдалеке собачонка истерическим лаем предупреждает о конце света. В Сильвер-Бей были и другие звуки: через открытые окна было слышно, как бряцали кастрюли; скрипели покореженные двери сараев у пристани; внизу, на прибрежной дороге, шелестели по песку шины автомобилей; одни рыбаки готовили свои лодки к спуску на воду, а другие в это время, кряхтя и добродушно переругиваясь, затаскивали свои лодки на берег. А потом, когда солнце медленно опустилось за холмы, в заливе начали подмигивать огни, изредка вдалеке появлялась подсветка нефтеналивного танкера, и наконец наступила полная темнота. В эту темноту можно проецировать все, что угодно: песню невидимого кита, биение сердца, бесконечное и ненужное будущее.