Он знал за своим организмом такую особенность – заболевать внезапно и резко. Вот только что он разговаривал с Джамилей Газаевой, сочувствовал женщине, понимая, что впереди ее не ждет ничего хорошего, но был абсолютно здоров, а спустя пять минут болезнь навалилась на него, выбивая почву под ногами, скрутила в бараний рог, лишая способности не только действовать, но и соображать, и, как знал Дорошин по собственному опыту, отпустит теперь дня через три, не раньше.

Эти три дня нужно было провести в постели, обеспечив себе запас воды и еды, чтобы вставать как можно реже. Дорошин всегда болел тяжело, температура выматывала его, лишала сил. В минуты слабости добраться до туалета было подвигом даже в городской квартире, что уж говорить об отдельном доме, в котором нужно топить печь и носить воду из колодца. Представив себе подобную перспективу, Дорошин содрогнулся.

– Тебе нужно лечь, – решительно заявила Елена. – Пойдем, я отвезу тебя домой.

Он замычал что-то, видимо выражая несогласие. Как ни странно, Елена его поняла.

– Я умею водить машину. У меня ее нет, но права есть. Дед настоял в свое время, чтобы я выучилась. Я, конечно, не ас, сказывается отсутствие практики, но до твоего дома с божьей помощью доеду.

Спустя полчаса Дорошин действительно уже лежал на собственном диване в, к счастью, протопленной с утра гостиной-кухне. Как именно он спускался по лестнице в управлении, садился в машину, как ехал по заснеженным и не до конца отпущенным морозом улицам, он не помнил. В памяти остались лишь обрывки весело скачущей вокруг него Габи, прохлады расстеленной постели, легкой горечи растворенного в кипятке пакетика Терафлю с лимоном. Елена заставила его выпить всю кружку, до капли, после чего он откинулся на подушку и закрыл наконец глаза. Последнее, что он помнил, была собака, лижущая ему лицо.

Дорошин то ли проснулся, то ли очнулся, когда в комнате было темно.

«Интересно, сейчас вечер или уже ночь», – лениво подумал он, прислушиваясь к собственным ощущениям.

Голова была ясная, хотя легкая слабость все-таки ощущалась. Он поднял руку и потрогал собственный лоб. Холодный, значит, температуры нет. Интересно, сколько времени он спал?

Вокруг ощущалась некоторая странность, хотя Дорошин никак не мог взять в толк, в чем именно она заключается. И вдруг сообразил. В комнате было тепло, хотя топленная с утра печь по законам физики давно должна была остыть. Или он спал совсем недолго?

Дорошин сел на кровати, пытаясь оглядеться в темноте. Из окна в комнату робко заглядывал тонкий, неверный, не освещающий, а скорее серебривший пространство свет луны. И в этом свете Дорошин увидел Елену, свернувшуюся калачиком в широком кожаном кресле, стоящем у печки. В ногах у нее спала Габи.

Видимо, женский сон был очень чуток, потому что от сделанного Дорошиным движения Елена сразу проснулась. Вскинула голову, вскочила с кресла, готовая подбежать к нему.

– Что, Вик? Тебе что-то нужно?

– Не стоит беспокойства. – Дорошин чувствовал себя крайне неловко. – Честное слово, у меня все в порядке, и даже температура упала. Сколько времени, Лена?