— Нужно идти. Время, — только и ответил Толжанай.

Урух короткими перебежками направился вперёд, к скальному подъёму, над которым виднелась пещера. Беглецы последовали за ним.

Нужно было петлять, огибая каменные завалы и заросли ольховника. Сухие глыбы рассыпа́лись под ногами, их осколки летели вниз, к оврагам.

Беглецы шли по узкому хребту, словно по мостику, переброшенному через заросли стланика. Неподалёку виднелись порушенные останцы, они были подобны морским шхерам[52] среди зелёных вод ольшаника.

До скального подъёма оставалось пройти четыре короткие гряды. Их соединяли неглубокие, заросшие разнотравьем седловины.

Встречались лужайки песка. На них лежали невысокие земляные кочки, из которых поднимались метёлки ковыля, ёршики осоки. Песок пересекали тонкие гирлянды звериных следов. Лисы, полёвки, суслики. Быть может, волки.

Артём боялся, что скальный подъём будет слишком трудным для мамы, но вскоре разглядел, что по нему к пещере ведёт узкая тропка из выдолбленных ступенек.

Поднимались на четвереньках, руками цеплялись за выщерблины. Осыпа́ли друг на друга пыль и камни. Ступени были старыми, истёртыми, местами обвалились. Сергей Николаевич лез первым. Толжанай передал ему фонарь — старый китайский фонарь в алюминиевом корпусе, с пулевидной криптоновой лампочкой накаливания, — а сам остался внизу. Долго прислушивался к округе, вглядывался куда-то в сторону Священной горы.

Папа забрался в пещеру. Следом поднялись Марина Викторовна и Тюрин. Артём нарочно пропустил их вперёд и теперь поджидал уруха.

— Послушайте, — сказал он Толжанаю. Тот быстро взлетел по ступенькам, почти не осыпав за собой пыли. Даже маленький камушек не сорвался от его поступи.

— Уходим.

— Постойте.

Артём чувствовал, как по телу расходится дрожь. Хотел бы сейчас смириться, последовать за родителями. Но не мог. Юноша ещё помнил холодное прикосновение Солонго — там, во сне.

— Я не могу оставить друзей. Я пойду с вами, а потом вернусь. Я должен. Уведите моих родителей. Они…

— Ты не вернёшься. — Это не было ни приказом, ни просьбой. Толжанай сказал это тихо и так спокойно, будто уже видел всё, что должно случиться, и ничуть не сомневался в том, что всё произойдёт именно так. — Ты будешь жить. А твои друзья погибнут.

— Я так не могу. Я должен сделать всё… Солонго — она бы меня не бросила…

В ответ Толжанай издал странный свистящий звук и рывком кинулся на Артёма. От неожиданности юноша вскрикнул. Урух обхватил его руками. Острый рог на его вороте упёрся Артёму в плечо, проткнул кожу до крови. Они опрокинулись за порог пещеры. Перекрутились, грохнулись на камни.

Артём слышал натужное дыхание Толжаная. Не понимал, что происходит, пробовал дотянуться до ножен, выхватить нож. Не получилось.

— Артём! — шёпотом звал папа.

— Что это? — Мама была где-то близко.

Юноша барахтался, словно кролик, угодивший в силки. Бился о камни. Ещё больше ранил себя острым рогом. Толжанай не выпускал его. Не пытался задушить или ударить. Просто держал крепкой хваткой.

— Бегите, — сипло прошептал он на ухо юноше.

На лицо Артёму что-то капнуло. Это была кровь. С каждым словом изо рта уруха падали капли крови.