Аким поморщился, моргнул несколько раз глазами, взгляд не мог сразу сфокусировать, а потом повернулся назад, чтобы убедиться, что всё нормально и две другие лодки идут следом.

И как только повернул голову назад, так сразу сбросил «газ» и двигатель почти стих, урча на самых малых оборотах. Он увидал, как Панова влезла из своего офицерского кресла и этом в своём светлом, не болотном плащике, стоит на коленях, двумя руками вцепилась в борт лодки и склонила голову за борт. А сержант, сидя на носу, этого даже не видит. Саблин поднял руку, пытаясь указать на Панову сержанту. Тот сразу вскочил, кинулся к ней.

И солдат с «руля» вскочил.

— Что ж вы, — тихо сказал Саблин, — у вас ваша генеральша чуть за борт не нырнула, а вы спите.

И вторая, и третья лодки тоже потеряли скорость, теперь все три медленно плыли по течению, сближаясь. Аким смотрел, как Панову сержант усаживает в кресло, наливает кофе из термоса, значит, не выпила она его весь за ночь. И он не мог сначала понять, что происходит. А потом догадался. Женщине было плохо.

Лодки почти сблизились, и Панова произнесла, сжимая кружку в руке, но так и не отпив ни глотка:

— Всё нормально, мне уже лучше.

— Можем ехать дальше? — Спросил у неё Мальков.

— Да, просто укачало намного, — отвечала женщина, — можем ехать.

— Поехали, — сказал сержант, глядя на Саблина.

— Погодь ехать, сержант, — ответил Аким, вставая в лодке.

— Чего ещё? — Спросил Мальков.

Но Саблин ему не ответил, он осматривал солдат, да и на Пановой взгляд задержал:

— Ещё кого-нибудь укачало?

Никто не ответил. Нет, они не скажут, солдаты, ветераны, разве кто признается, что его укачало как бабу.

— Голова у кого болит? — Поставил Аким вопрос по-другому.

Один из солдат поднял руку:

— Не то чтобы болит, тяжёлая какая-то.

— В ушах у кого-нибудь звенит, чувство, что глохнешь, что устал, взгляд не фокусируется? Есть такое? — Продолжал Саблин.

Он оглядывал людей и понимал, что все из них в той или иной мере испытывали что-то подобное. Радист и медик подняли руки.

— Ясно, — сказал Аким, — в общем, кажется, приехали. Тут где-то жаба.

— Точно? — Спросил сержант.

— Похоже на то. Не близко, но где-то тут.

Он огляделся. Всматривался в рогоз и тростник, в глубокую широкую протоку, на всякий случай взял в руки дробовик и раздумывал вслух при этом:

— Учёные мне говорили, что жаба не только звуковые волны излучает, но и магнитные. Электронщик, ты пошарь вокруг, может, запеленгуешь источник. Если учёные не сбрехали, так и вычислим её.

— А диапазон? — Сразу спросил солдат. — Где искать-то её?

— Да откуда мне знать, — отвечал Аким, всё ещё оглядываясь, и добавил тихо, — у генеральши у своей спроси.

— Чего? Не понял? — Крикнул электронщик, включая станцию контроля и открывая монитор.

— Ничего, — ответил Саблин, — не знаю я диапазона, может, госпожа Панова тебе скажет.

Но Панова молчала. Вцепилась в кружку с кофе обеими руками в своих дурацких розовых перчатках и сидела бледная, совсем белая. На Акима не смотрела. Вот сержант, тот смотрел, хмурился, но смотрел. Поглядывал на женщину, но та и на него не реагировала. И сержант молчал, отдавая инициативу Саблину, как более опытному.