— Пускай обещают! Разве кто выдаст!

— Всякие есть, — пробормотал Васька. — Такие, как Пашка Нуль или Юлька-воровка.

— Пашка? — совсем забыл про него Димка. — Ты что, видел его, да?

Но Васька перевел разговор.

— Когда перебираться? — спросил тогда нетерпеливо Димка, и друг ответил:

— Скажут! А сейчас пойдем-ка поищем местечко получше. — Он посмотрел, как шарит Димка в укромном месте, как вытаскивает бережно завернутый в тряпку автомат, и сказал: — А вот это оставь. И вообще никакого оружия, никаких бумажек мы с собой не возьмем. — Оглядев его, хмыкнул: — А вид у тебя самый подходящий, бродяжный вид! Сойдешь!

Тут только Димка заметил, что и Васька одет в какие-то лохмотья, на голове соломенная шляпа.

— Ясно, — сказал он, снова запрятывая автомат.

— Документы есть? — спросил Васька, и Димка вытащил из кармана потертое письмо. Дрогнувшей рукой подал его другу. Васька прочитал и насупился.

— Оставь тоже, — пробормотал он, возвращая письмо, и, помолчав, спросил: — Ты ел сегодня?

Димка кивнул и отвернулся. Васька искоса взглянул на него:

— Тебе есть надо… Вон какой тощий… На!

И сунул ему горбушку. Димка жевал, и что-то больно соленым казался ему черствый кусок…

К вечеру ребята забрели в такую глухомань, что небо над головой казалось им маленьким и очень далеким.

— Ух, мрачно тут! — поежился Димка, потирая ободранную щеку и присаживаясь на корточки.

После того прорыва, когда мальчишку отбросило на камни взрывной волной, у него часто болела голова и поташнивало. Звон в ушах временами пропадал, а иной раз становился невыносимым.

И теперь все звенели и гудели в голове колокола, голос Васьки доносился издали:

— Зато местечко надежное! Гляди!

Васька скрылся в кустах, покрывающих все склоны оврага, и позвал Димку. Когда тот протиснулся следом, он увидел дыру за кустами. Дыра вела в глубокую просторную пещеру.

— Как? Нравится? — Васька зажег сухую ветку и осветил дальние углы. — Я про это местечко давно знаю! Сюда и перенесем Виолетту, и Леночку, и других!

…Они возвращались, когда начало темнеть. На полдороге у родничка увидели женщину, сидящую к ним спиной. Глазастый Васька дернул Димку за рукав. Оба присели.

— Не наша, — прошептал Васька. — Зачем она тут?

Осторожно приблизились. Женщина вздохнула, встала с коряги, повернулась, и Димка узнал Юльку-воровку.

Не прячась, шагнул из кустов. Юлька подпрыгнула:

— Ой, ктой-то?!

— Я! — успокоил Димка, глядя в испуганные Юлькины глаза.

Она присела, схватившись за сердце:

— Ох, мама, чуть не подохла! Чего вас тут носит?

— А вас? — сурово, по-хозяйски спросил Васька. — Как твоя торговлишка?

Юлька махнула рукой:

— Сгорела!

Они стояли друг против друга, еле узнавая один другого. Да, перед Димкой была Юлька-воровка, живая и невредимая, но от прежней нагловатой Юльки ничего, пожалуй, не осталось: была только страшно похудевшая, смертельно уставшая женщина с поседевшими волосами.

Васька был прав: Юлька действительно не могла расстаться с мечтой о наживе. Когда пришли немцы, ловкая баба занялась торговлей. В дело шло все: и барахло, и зажигалки, и шнапс. Поначалу Юльке показалось, что жизнь ее наконец-то налаживается, она с благословения фашистов даже открыла в каком-то подвале что-то вроде лавочки, которую охотно посещали гитлеровские вояки и полицаи, чтобы пропустить стаканчик-другой. Но однажды пьяные «гости» сожгли ее «магазин». Юлька побежала было жаловаться властям — ее избили и выгнали. И осталась она одна-одинешенька. И Пашка Нуль, к которому Юлька обратилась за помощью и советом, презрительно посмеялся над ней, сказав: «Дурой ты была, дурой и осталась! Нету в тебе мечты, фантазии, размаху нет!»