И, отведя Димку в сторону, Васька поведал страшное: Леночкину мать убили фашисты, а саму девочку в беспамятстве подобрали местные жители и принесли сюда.
— Кто подобрал, кто принес? — спросил Димка и напоролся на тот же отчужденный Васькин взгляд.
— А Мишка? — спросил Димка, чтобы как-то перевести разговор, и Васька, вздохнув, сказал, что пока никаких сведений насчет Мишки у него нет.
Димка осмотрелся. Женщины по-прежнему лазили по склонам оврага.
— Чего они? — кивнул он, и Васька сказал:
— Крапиву собирают, лебеду…
Туман помаленьку расходился, и Димка наконец-то разглядел женщин — худых и бледных, с потухшим взором.
— Ничего, — пробормотал Васька. — Немного осталось терпеть…
— Склад, да? — понял Димка, и товарищ на этот раз не обругал его за язык, а молча кивнул.
В голове у Димки тьма вопросов, но он сдержался. Ему ясно главное: за Васькой стоят другие люди, для которых совсем не безразлична судьба этих женщин и этих ребятишек.
— Слушай, Васька, — сказал Димка твердо, — если тебе нужна моя помощь, я всегда готов! Понял? Куда надо, туда и пойду! Меня в комсомол даром, что ли, приняли!
Васька посмотрел на друга по-доброму. Хмыкнул. Улыбнулся.
— Ладно! Там видно будет! Пока отдохнуть тебе надо.
НАЛЕТ
Слегла Леночка. Она таяла с каждым днем, и с каждым днем Димка ждал: вот-вот придут люди и принесут продукты, добытые с того склада. Васька с утра пропадал где-то, возвращался вечером, злой, голодный, не отвечающий на Димкины вопросы. Он сразу проходил к Леночке в холодную пещеру и долго сидел возле нее, с болью всматриваясь в похудевшее личико.
Однажды Леночка открыла глаза и горько заплакала, а когда Димка склонился над ней, она, протянув к нему тонкие прозрачные руки, простонала:
— Мама… мамочка…
Димка вскочил, пулей вылетел на воздух. Васька подошел к нему, тронул за плечо. Димка резко повернул голову, губы его прыгали.
— К черту! — зашипел он, ощерясь. — Я сам пойду! Сам, один! Или еду принесу, или сдохну! Понял? Ты смотри на нее — ведь умрет! А? А что я лейтенанту Евдокимову скажу, что?!
— Не шуми, — вздохнул Васька. — Что-нибудь придумаем…
Он ушел ночью и вернулся на рассвете с мешком на плече.
— Картошка! — коротко сказал Васька, сбрасывая мешок на землю и сам валясь рядом.
Его тотчас окружили молчаливые, похожие на живые скелеты женщины.
— Где взял? — Димка засунул руки в мешок, и пальцы его задрожали, когда нащупали картофелины, крупные, бугристые, полновесные.
— Там, — вяло ответил Васька, не поднимаясь с земли. — Сварить надо… Леночке… И всем.
Картошки хватило на три дня, а потом снова пришел мучительный, подтачивающий силы голод.
И наконец однажды вечером Васька с хитрым видом вызвал из мрачной норы Димку. Он молча провел его тайными тропами куда-то в глубину оврага и там сказал какой-то женщине, вышедшей из кустов:
— Вот он!
— Ну, здравствуй! — протянула руку женщина, и Димка сперва увидел на ее груди вороненый немецкий автомат, от которого он не в силах был отвести взор, а уж потом — лицо.
— Ой! — обрадовался он, узнав Анастасию Семеновну, жену Мартынюка. — Это вы?
Она внимательно, пытливо вглядывалась в Димкино лицо, которое ей, видно, понравилось; женщина слегка улыбнулась и перевела взгляд на Ваську. Если раньше она была немногословной, то теперь и вовсе показалась Димке замкнутой, нелюдимой. Васька кратко докладывал ей про склад, про Леночку, она только кивала, а выслушав все, сказала единственное слово: