В тишине раздается жесткий ясный голос, чуть издалека, он кричит:
– Стоять!
Сквозь настырный певучий туман искр и крови Кел лишь через миг осознает то, что слышит, а еще через миг определяет, что это голос Трей. В третий миг он понимает, что Трей только что выстрелила из “хенри”.
Трей кричит:
– Где Брендан?
Ничто не шелохнется. Кел возится с тряпкой у себя на голове, но пальцы трясутся и бестолковы. Мужской голос кричит совсем рядом:
– Опусти, мразь ты мелкая!
“Хенри” гремит вторично. За головой Кела раздается дикий вопль, а следом громкая болтовня.
– Что за черт…
– Исусе Христе…
– Я сказала – стоять!
– Я убит, она, бля, меня подстрелила…
– Где мой брат – или я всех вас, бля, поубиваю!
Келу как-то удается схватиться за мешок и стащить его с головы. Мир кренится и бурлит, и ясно видно лишь одно: золотой луч, как от маяка, разливается по траве, а в вершине его, очерком в ярком прямоугольнике открытой двери, Трей наставляет ружье. Трей выходит из дома, как с огнеметом, заряженная до краев накопленной за всю жизнь яростью, готовая спалить дотла все на мили вокруг.
– Малая! – орет Кел и слышит отзвук над потрясенными темными полями. – Стой! Это я! – С трудом встает, покачиваясь и спотыкаясь, волоча ногу, шмыгая носом и сплевывая кровь. – Не стреляй в меня!
– Убирайся, нахер, с дороги! – орет Трей в ответ. Выговор сделался грубее и неукротимее, прямо с гор на зубастом ветре, но голос ясный и собранный.
За Келом кто-то пыхтит сквозь стиснутые зубы:
– Рука, рука, блядь.
А кто-то еще тихо огрызается:
– Заткнись.
И следом наступает полная тишина – уж насколько ему слышно за стуком и бульканьем у себя в голове. Тем, кто сейчас следит за каждым движением Трей, хватает соображения не относиться к ней легкомысленно.
Кел раскидывает руки и бросается перед ними.
– Малая, – кричит он, – нет. – Он знает, что существуют слова, какими он когда-то вымаливал оружие у людей из рук, обещания, утешения. Ничего не осталось.
– Уйди с дороги – или и тебя шлепну!
Вокруг Кела все качается и рябит, но ее силуэт в дверном проеме недвижим, как памятник; тяжелое ружье у ее плеча не шелохнется. Если эти люди ей откажут или соврут – а может, даже если скажут правду, – она их всех отправит на тот свет.
– Малая, – кричит он. Голос рван от пыли и крови. – Малая, скажи им, чтоб убирались.
– Где Брендан?
– Прошу, малая, – кричит Кел. Голос ломается. – Прошу. Пусть убираются. Умоляю тебя.
Полная холодная ночная тишина длится три вздоха. А затем “хенри” палит еще раз. Грачи срываются со своего дерева громадным черным фейерверком крыльев и суматохи. Голова у Кела откидывается, и он воет, как зверь, в ночное небо.
Хватая ртом воздух, парализованный между тем, чтобы рвануться за ружьем и оценить нанесенный ущерб, он слышит крик Трей:
– Валите нахер все!
– Уходим! – кричит в ответ мужской голос позади Кела.
Еще секунда нужна потрясенному мозгу Кела, чтобы сообразить. Трей целилась в воздух, в кроны деревьев.
– Нахер валите с этой земли!
– У меня кровь, господи всемогущий, глянь…
– Идем, идем, идем…
Тяжкое пыхтение, путаница голосов, не разобрать, поспешные шаги по траве. Кел оборачивается поглядеть, кто это был, но тут колено подкашивается, и он медленно и неизящно плюхается на зад. Люди уже исчезают во тьме. Три торопливые черные фигуры держатся друг к другу поближе, головы пригнуты.