Трей кивает.

– Они на дубаков похожи?

– Нинаю. Не обратил особого внимания.

– На мой слух, местные.

– Может, – говорит Кел. Остину не хватило бы времени или, скорее, желания прислать ребяток из Дублина. Это работенка для местных рядовых. – Узнала кого-то из них?

Трей качает головой.

– Видела, чем меня били?

– Вроде клюшками для хёрлинга. Но тока хорошо не разглядела. – Отрывается от сэндвича. – Мы небось близко подобрались, так? Иначе они б за нами не ходили.

– Может, – повторяет Кел. – А может, и нет. Может, им просто вся эта канитель надоела. Или они сбесились из-за того, что я Дони отделал.

– Но может.

– Ага, – соглашается Кел лишь отчасти потому, что ей это нужно, что все оно того стоит. – Мы могли.

Через миг Трей говорит:

– Вы злитесь?

– На это у меня сейчас нет времени. Надо сперва порядок навести.

Трей осмысляет, отрывая еще кусок от сэндвича. Кел чувствует, как ей хочется сказать что-то, но помочь ей ничем не может. Роется в аптечке, отыскивает ибупрофен, заглатывает мощную дозу, не запивая.

– Это я виновата, что они с вами так, – говорит Трей.

– Малая, – говорит Кел, – я тебя не виню.

– Я знаю. Тока это правда.

– Ты ж меня не била.

– Это из-за меня вы в это влезли.

Кел смотрит на нее и столбенеет от бескрайней важности и бескрайней же невозможности сказать что-то правильное – в миг, когда он едва в силах выстроить хоть какую-то мысль. Жалеет, что нет здесь Лены, но следом осознает, что от Лены пользы в этом не было б никакой. Жалеет, что здесь нет Донны.

– Просто стараешься изо всех сил, – говорит он. – Иногда складывается не так, как хочешь. Но продолжаешь все равно.

Трей вроде начинает говорить что-то, но тут голова ее резко поворачивается.

– Эй! – вскрикивает она в тот самый миг, когда по кухонному окну чиркает свет фар.

Кел ухитряется встать, опираясь на стол. Колено все еще болит, но держит.

– Иди в спальню, – говорит он. – Если что – вылезай в окно и беги со всех ног.

– Не буду я…

– Будешь. Иди.

Через миг она уходит, топая так, чтобы точка зрения ее была предельно отчетлива. Кел берет “хенри” и идет к двери. Когда огни гаснут и он слышит, как заглушили мотор, распахивает дверь пошире и встает в проеме, стараясь оказаться ясно видимым в свете. Надо, чтоб тот, кто там есть, видел ружье. Навести его он бы не смог, даже если б захотел, но надеется, что одного вида хватит.

Это Лена, она выбирается из машины – Нелли скачет вперед, – вскидывает руку озаренному Келу, бредет по траве. Со всей этой суетой их с Леной план выскочил у Кела из головы. Он узнаёт ее как раз вовремя, чтобы не выставить себя дураком, крича бог знает что. Вместо этого спохватывается и мгновенье спустя тоже машет ей.

Лена приближается, брови у нее взмывают.

– Что за батюшки светы, – произносит она.

Кел и забыл, как он выглядит.

– Меня избили, – говорит он. Тут до него доходит, что в руках он держит ружье. Отступает в дом, кладет ружье на стойку.

– Это я поняла, ага, – говорит Лена, входя за ним. – Кого-нибудь подстрелили из этой хреновины?

– Без жертв, – отвечает Кел. – Насколько мне известно.

Лена берет его за подбородок, поворачивает лицо так и сяк. Рука у нее теплая, с шершавой кожей, невозмутимая – словно Лена осматривает раненое животное.