– Разве дело в Отем? Вы же с ней практически перепихнулись накануне нашего отъезда на фронт, хотя я в это время находился в десяти футах от вас!

Я откинулся на спинку кресла: Коннор всё знал, и предательство причинило ему боль. Это всё объясняет. Я почти вздохнул с облегчением.

– Да, старик, это случилось, но это целиком и полностью моя вина, и мне жаль…

– О, Господи, Уэс, заткнись! Ты действительно думаешь, что я злюсь из-за этого?

– Ты же только что сказал…

– Мне плевать, что ты едва ее не поимел. Жалко, что ты этого не сделал. – Он уставился на бутылку пива, которую держал в руке. – Ты забыл, что я всё знаю. Знаю, что ты чувствуешь к Отем.

Я покачал головой.

– Я же тебе говорил, что написал те письма для тебя. Для вас с ней. Если я что-то и чувствовал к Отем, эти чувства умерли в Сирии.

– Ты врешь, чтоб тебя.

Я хотел было возразить, но Коннор навис надо мной.

– Как там было? «Для тебя я бы звезды с неба достал…»

Я замер.

– Ты… Ты читал?

– Конечно, – насмешливо ответил он. – Не помню всё стихотворение, в памяти полно провалов, но главное я запомнил. Ты написал, что любил ее со связанными за спиной руками. Что тебе не хватало смелости признаться.

– Я… Я думал, та тетрадь потерялась.

Коннор нахмурился.

– Ну, теперь-то она утеряна. Я пытался отправить ее Отем, но и с этой задачей не справился.

У меня кровь отхлынула от лица.

– В каком смысле «ты пытался»?

– Нужно было просто сохранить ее при себе. Привезти тетрадь домой и отдать Отем из рук в руки. Но я и здесь облажался. Моя голова… Мне казалось, я умираю.

– Что с ней случилось?

Коннор пожал плечами.

– Пропала. Я просил кого-то в вертолете… Не помню кого. Я просил отправить тетрадь Отем. Раз она до сих пор не получила посылку, значит, уже не получит.

Я вздохнул с облегчением, хотя и сожалел о словах, которые уже не смогу вернуть. Последнее стихотворение, которое я написал для Отем перед тем взрывом. Перед взрывом, отправившим меня в ад на земле.

Тогда я еще мог писать стихи.

– Итак, она ничего не знает, – проговорил я. – Ты еще любишь ее?

– А это имеет значение?

– Любишь или нет?

– Даже если бы любил, она твоя, Уэс. Она влюблена в твою душу, помнишь? Это ты, а не я. Она любит тебя. Я просто пустой сосуд, который ты наполнял словами, а Отем их пила. – Он снова отхлебнул пива. – Поэтично сказал, да?

Я подкатил кресло ближе к нему.

– Ты ее не любишь? Я спрашиваю не ради себя, а ради Отем. Она…

– Ты спрашиваешь, потому что отчаянно надеешься услышать отрицательный ответ, я это практически чую. – Коннор горько усмехнулся. – Ирония в том, что ты сидишь в инвалидном кресле и чувствуешь себя неполноценным, или что ты там себе навоображал, в то время как это я неполноценный человек. Я поверхностный болван, во мне нет души, достойной любви, кроме той, что дал мне ты.

– Неправда, – возразил я. – Ты сейчас несешь пьяный бред.

– Разве? Меня ей недостаточно. Я всегда был ее недостоин. Ты думаешь, я стану пытаться ее завоевать, заведомо зная, что Отем будет разочарована, потому что мне никогда не научиться подбирать правильные слова? Твои слова!