«Проклятие».

Дружба, родившаяся в этой библиотеке, оказалась сильнее физического влечения. Мне не хватало наших разговоров. С Уэстоном я чувствовала, что могу быть собой, что он меня понимает. Может ли один человек преподнести другому дар больший, чем понимание? Сомневаюсь.

Мне недоставало этого чувства.

Я дорожила своими клятвами и твердо намеревалась хранить им верность, но я скучала по Уэстону. Даже если забыть о том пьяном инциденте на диване, Уэстон всегда был моей безопасной гаванью.

Я собрала свои вещи, встала и зашагала по проходу между столами. Быстро бросила взгляд на Уэстона, он поспешно сделал вид, что не смотрит на меня… Я свернула и подошла к его столу. Уэстон посмотрел на меня округлившимися глазами, и мне нестерпимо захотелось утонуть в этих океанских глубинах, но я была уже не той, что год назад. Мне хотелось убедиться, что с ним всё в порядке, но и о себе я не собиралась забывать.

– Привет, – сказала я.

– Привет.

– Мы можем поговорить? Я не отниму много твоего времени.

Уэстон помедлил, потом кивнул. Один раз.

Я положила свои книги на стол и села.

– Как поживаешь? Только честно.

– Хорошо, – ответил Уэстон. – Делаю успехи. Учеба, реабилитация, посещение докторов – и так по кругу.

– Как ты справляешься?

– В общем и целом жизнь в инвалидном кресле – это отстой. Все проходы узкие, все дорожки в трещинах. Все на меня таращатся, но никто не смотрит мне в глаза.

Никто, кроме меня. В океанских глубинах его сине-зеленых глаз плескалась глубокая боль. Казалось, печаль отпечаталась во всём его существе. Он сидел в инвалидном кресле, покорный, придавленный к земле. Словно он не смог бы подняться, даже если бы не утратил способность ходить.

И я не могла отвести от него глаз.

– На тебя пялятся не потому, что ты в инвалидном кресле, – услышала я собственный голос.

– Вот как?

«На тебя смотрят потому, что ты красивый».

– Ты выделяешься, Уэстон, – сказала я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Говорю как есть.

– Ага, держу пари, так и есть.

– Итак. – Я указала на его книги. – Ты специализируешься на экономике. По-прежнему собираешься стать стервятником с Уолл-стрит? – Шутка потеряла свою остроту, как будто ее вытащили из другой жизни. Из прошлого. Я замахала рукой. – Не отвечай.

Уэстон пожал плечами.

– Полагаю, именно так я и закончу: буду сидеть в каком-нибудь офисе и подгонять цифры.

– Ты этого хочешь?

Он горько улыбнулся.

– Если офис будет находиться в здании, в которое можно заехать в инвалидном кресле… О чем еще мечтать?

«О многом, Уэстон. Ты мог бы ждать от жизни многого».

– А что насчет тебя? – спросил он. – Выбрала тему для гарвардского проекта?

– Выбрала, – ответила я. – Буду заниматься сельскохозяйственными технологиями, и цель моего проекта – побудить Конгресс внести изменения в законодательство, чтобы повысить доступ фермеров к биотопливу и предложить налоговые стимулы тем, кто его использует.

– Ага, – протянул Уэстон.

– Руби называет мой проект сагой о кукурузном бензине.

– Как дела у Руби?

– Шикарно, как обычно. Сейчас живет в Италии. – Я горестно улыбнулась. – Я по ней скучаю, хоть она и посмеивается над моим проектом. Она думает, что он безумно скучный.