Она настоящая.

Любовь, о которой Уэстон написал в этой тетради, скрепленная слезами и кровью… Она настоящая.

И она принадлежит нам обоим.

Нужно пойти к Уэстону. Я положила тетрадь на столик, потом, поразмыслив, взяла ее, отнесла в спальню и положила на кровать. Тетрадь терпеливо ждала, пока я приму душ, оденусь и причешусь. Я поцеловала тетрадь, положила в сумку и вышла из квартиры.

По оконному стеклу монотонно барабанили тяжелые капли дождя. Я сидел на диване и таращился в телевизор, вспоминая другой дождь. В тренировочном лагере лило как из ведра, так что я промок до костей, пока выполнял отжимания, а сержант-инструктор Денрой орал мне в ухо, дескать, я безмозглый кусок дерьма.

«Он не ошибся, Носочный Мальчик».

– Заткнись, – пробормотал я.

Этот внутренний голос уже сидел у меня в печенках. Я сожалел о тех словах, которые бросил в лицо Коннору, и ненавидел себя за всю ту ложь, которой потчевал Отем, в то время как настоящие, искренние слова, порожденные моим сердцем, лежали на поверхности, ждали, что я их произнесу или запишу.

Я написал очень искреннее стихотворение, посвященное Отем, но оно осталось в Сирии. Те слова пропали, и мне их не вернуть, не повторить, потому что когда я их записывал, они пропитались моими слезами и кровью.

Я смотрел бейсбол, когда зазвонил мой мобильный: на экране высветился незнакомый номер.

– Уэс Тёрнер?

– Да?

– Это Иэн Браун.

– О, здрасте, тренер.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Голос у тебя какой-то простуженный.

– Нет, я в порядке.

– Отлично, потому что в субботу ты мне нужен здоровый и готовый к бою.

– Отборочные? – Я нахмурился. – На последней тренировке вы сказали, что я еще не готов.

– Ты и не готов. – Тренер хохотнул. – Твои навыки управления коляской далеки от совершенства, мягко говоря, но ты быстрый, а мне нужна скорость. Зак потянул запястье, так что он выбывает, а ты в деле. Готов к борьбе?

«К чему ты готов, Носочный Мальчик? К гонке в инвалидной коляске? На глазах у толпы?..»

– Я в деле, – ответил я. – Я это сделаю.

– Отлично. Тренировки во вторник и в четверг, как обычно. Вне зависимости от погоды – хотя, надеюсь, она будет хорошей.

– Увидимся во вторник, тренер.

Охватившее меня радостное предвкушение быстро сошло на нет. Неужели теперь моя жизнь станет такой? Плохие дни будут еще хуже, а хорошие будут омрачены отсутствием Отем? Всё то же самое, только чуточку хуже? Потому что я сам разрушил наши отношения.

В памяти всплыли слова профессора Ондивьюжа:

«Ты должен бороться за себя, за того, кто ты есть. В конце концов, борись за себя и за свою любовь. За ту, кого ты любишь».

Я переключал каналы, пытаясь понять, как можно бороться за тех, кого любишь, не навредив им.

По кабельному шел «Гражданин Кейн»[9]. Я взял телефон и заказал пиццу, потом перебрался с дивана в инвалидное кресло, подъехал к двери и положил на столик двадцатку, заехал в ванную комнату, помочился и вернулся обратно на диван.

Смеркалось, из-за дождевых облаков ранний вечер казался ночью. Свет исходил только от экрана телевизора, черно-белые кадры зловеще поблескивали.