Этьен устремил взгляд куда-то вдаль.

— Ходят слухи, — медленно произнес он. — Толки разные ходят.

— Какие толки?

— Лесник Жак Ле Барб говорит, что ему показалось, будто он видел тебя в лесу с ягненком. А кто-то еще обнаружил на земле пятно крови. Люди всякое о тебе говорят, la Rousse. Тебе это нравится?

«Итак, обо мне говорят, — думала Изабель. — Даже здесь. И мои тайны — никакие, оказывается, не тайны. И эти тайны ведут к другим тайнам. Неужели и они раскроются?»

— И еще одно. Когда мы уходили из Мон-Лозера, с тобой был мужчина. Пастух.

А это-то как стало известно? Эту тайну Изабель даже от себя скрывала, не позволяла себе думать о нем. Тайное тайных.

Она посмотрела на Анну и неожиданно все поняла. «На самом деле Анна может говорить, — подумала Изабель. — Она может говорить и говорит с Этьеном. И она видела нас в Мон-Лозере». Эта мысль заставила ее содрогнуться.

— Что скажешь, la Rousse?

Она молчала, понимая, что слова не помогут, и боясь, что стоит открыть рот, как последние ее тайны станут явными.

— Что ты скрываешь? Что ты сделала с ягненком? Убила его? Принесла в жертву дьяволу? Или обменяла на что-нибудь у этого коробейника-католика, который смотрел на тебя, как кот на молоко?

Этьен подобрал палку, схватил Изабель за руку и потащил в дом. Он заставил ее стать в угол, а сам принялся яростно обшаривать комнату, швыряя на пол горшки, шевеля угли, раздирая в клочья матрасы — сначала их собственный с женой, затем Анны. Когда дело дошло до матраса, на котором спали дети, Изабель затаила дыхание.

«Ну вот и все, конец, — подумала она. — Помоги мне, Пресвятая Богородица».

Этьен схватил матрас за концы и вытряхнул солому.

Материи там не оказалось.

Удара она не ожидала — раньше он никогда не поднимал на нее руку. Изабель рухнула на пол.

— Ты нас своими ведовскими чарами не охмуришь, la Rousse, — вкрадчиво сказал Этьен, и, схватив палку, принесенную Маленьким Жаном, принялся избивать жену.

Проснулась я то ли от дыма, то ли от свежего воздуха из опущенного окна машины. Открыв глаза, я увидела красное плавающее пятно зажженной сигареты, затем держащую ее руку — она лежала на руле. Не поворачивая головы, я проследила, как рука переходит в плечо, затем обозначается профиль. Жан Поль вглядывался вперед, словно продолжая вести машину, но на самом деле она стояла на месте, с выключенным двигателем. Не знаю уж, как долго мы здесь стояли.

Я сидела к нему лицом, на пассажирском месте, свернувшись калачиком и прижавшись щекой к жесткому подголовнику; волосы упали на лицо и забились в рот. Я скосила глаза — Библия, обернутая в целлофан, лежала на заднем сиденье.

Хотя я не пошевелилась и не сказала ни слова, Жан Поль повернул ко мне голову. Мы просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Молчать было славно, о чем он думает, можно было только гадать: выражение его лица непроницаемым не назовешь, но и открытым тоже.

Сколько надо времени, чтобы переступить через два года брака и еще два до того? Этот вопрос мне никогда не приходил в голову; после знакомства с Риком я решила, что поиски завершены. От подружек я слышала, как трудно найти подходящего мужчину, о безнадежных романах, о разбитых сердцах, но никогда не ставила себя на их место. Это примерно как просмотр фильма о краях, где тебе точно не придется побывать — в Албании, или Финляндии, или Панаме. И вот теперь, похоже, у меня на руках авиабилет в Хельсинки.