— Ладно, — вздохнула я, — извини. Понимаешь, ни черта я там не нашла, вернулась, а тебя нет. Ну и еще, наверное, слишком много кофе выпила. Сама не соображаю, что говорю.

— В таком случае расскажи мне, чего же ты не нашла. — Рик засмеялся и обнял меня.

Я прижалась лицом к его плечу.

— Да не о чем рассказывать. Просто ничего. Разве что познакомилась со славной женщиной и сварливым стариканом.

Я почувствовала, как Рик потерся щекой о мой затылок, и откинула голову, чтобы посмотреть на него. Он прищурился:

— Ты что, покрасила волосы?

На следующий день мы с Риком прогуливались по субботнему рынку. Он обнял меня за плечи. Впервые за последние два месяца у меня было так легко на душе, и, дабы укрепиться в этом чувстве, а также отметить видимое отступление псориаза, я надела свое любимое платье — светло-желтое, без рукавов.

С приближением лета рынок становился все многолюднее. Сегодня тут было особенно много народа, площадь забита до отказа. Понаехало множество фермеров с фургонами, полными фруктов и овощей, сыра, меда, бекона, хлеба, пате, цыплят, кроликов, баранины. Можно было накупить кучу сладостей, приобрести халат, как у madame, и даже трактор.

Всех можно было встретить здесь сегодня: соседей, даму из библиотеки, madame — она сидела на скамейке и шушукалась о чем-то с двумя приятельницами, женщину из школы йоги, куда и я ходила, женщину, у которой поперхнулся ребенок, — словом, всех, кто мне раньше встречался.

Но даже в такой толпе я сразу заметила его. Издали казалось, что он переругивается с торговцем помидорами; но затем оба заулыбались и хлопнули друг друга по спине. Жан Поль подхватил сумку с помидорами, круто повернулся и едва не врезался в меня. Избегая явно нежелательного соприкосновения с помидорами, я отскочила в сторону и споткнулась обо что-то. Рик и Жан Поль, каждый со своей стороны, вцепились мне в локоть и, хоть я сразу восстановила равновесие, какое-то мремя не отпускали; Жан Поль первым убрал руку.

— Bonjour, Элла Турнье, — кивнув, сказал он и слегка округлил брови. На нем была светло-голубая рубаха; я вдруг испытала непреодолимое желание потрогать ее.

— Привет, Жан Поль, — спокойно откликнулась я.

Мне вспомнилось, вроде бы я где-то читала, будто при знакомстве сначала обращаются к тому, кто важнее. Я подчеркнуто повернулась к Рику и сказала:

— Рик, это Жан Поль. Жан Поль, это мой муж Рик.

Мужчины обменялись рукопожатиям и приветствиями:

— Bonjour.

— Привет.

Я с трудом удержалась от смеха, настолько они были не похожи друг на друга. Рик — высокий, широкоплечий, с золотистыми волосами, непосредственный. Жан Поль — маленький, жилистый, темноволосый, расчетливый. «Лев и волк», — подумала я. И оба друг другу не доверяют.

Повисло неловкое молчание. Жан Поль повернулся ко мне и спросил по-английски:

— Ну как успехи в Менде?

— Да так себе, — беззаботно отмахнулась я. — Ничего интересного. А точнее говоря, вообще ничего.

На самом деле чувствовала я себя отнюдь не так беззаботно, испытывая одновременно вину и радость от того, что Жан Поль звонил Матильде, а я ему не перезвонила; думая о том, что неловкий английский выдает его внутреннее смятение; что они с Риком так отличаются друг от друга и оба не сводят с меня глаз.