Конечно, никак нельзя сказать, что власти опустили руки и отступили. Они стремились подавлять любые выступления, неважно, мирные или насильственные. Благо располагали законной поддержкой, дававшей право на разнообразные массовые репрессии. Еще в 1819 г., через несколько месяцев после «Питерлоо», парламент принял серию драконовских законов, известных как «Шесть постановлений». По ним местные власти получили право разгонять собрание любого характера, если на нем присутствовали более пятидесяти человек, и обыскивать дома исключительно по чистому подозрению, что хозяева хранят оружие.
Уличные шествия с транспарантами и знаменами запрещались. Издатели газет несли ответственность за публикуемые материалы (пусть и написанные не ими) вплоть до тюремного заключения или ссылки на каторжные работы в Австралию. Ввели большие налоги на издание газет и брошюр, чтобы в первую очередь ударить по реформаторам с их скудными средствами.
Однако полностью подавить выступления реформаторов не удавалось – слишком много их было по всей стране. К тому же масла в огонь подливало и то, что луддиты сошли со сцены, а вот «люди капитана Свинга» как раз развернулись вовсю, были на пике активности, и по всей сельской Англии пылали пожары.
И наконец, к немалому удивлению властей, у «простолюдинов» появился неожиданный и крайне сильный союзник…
К тред-юнионам обратилось немалое количество вполне обеспеченных и благополучных представителей «среднего класса» и богатых фабрикантов (в дальнейшем простоты ради я их всех буду называть просто – «богатеи»). Попросили о помощи и предложили самый тесный союз в борьбе за реформы.
Власти удивлялись зря. Ларчик просто открывался: «богатеи» в силу запутанности и архаичности британской избирательной системы точно так же, как и простолюдины, не имели ни права голоса, ни права выдвигаться в парламент. Для людей с карманами, набитыми золотом, это было оскорбительно и даже унизительно.
Давно известно: везде, в любой стране буржуазия, окрепнув и осознав себя некой общностью с общими целями и задачами, стремится получить часть политической власти. Те страны, чьи правительства или монархи оказались достаточно дальновидными и властью поделились, обошлись без особо крупных социальных потрясений, то есть без революций. Во Франции и России, где монархи до последнего цеплялись за отживший свое прямо-таки феодальный уклад и порядок управления, революции как раз грянули. Причем за кулисами обеих как раз и стояла крупная буржуазия, промышленно-финансово-торговые круги. Правда, результат получился разный: во Франции буржуазия получила не часть власти, а всю. В России после Февраля грянул Октябрь и – «господа все в Париже». Но это уже детали.
Искренне обрадовавшись столь сильному союзнику, тред-юнионы провели ряд мощных митингов и манифестаций. «Богатеи», в свою очередь, указывая на тред-юнионы как на могучую поддержку, тоже начали действовать. Своими специфическими методами, против которых у властей просто не было надежных средств борьбы. Сначала пригрозили правительству, что выкинут лозунг «Никакой уплаты налогов до принятия билля о реформе!» и перестанут платить все и всяческие налоги. Это был бы мощный удар по бюджету королевства. Потом, не выступая публично, окольными путями довели до правительства свои намерения: они устроят грандиозный финансовый кризис, полностью прекратив все деловые операции, доведут все английские банки до банкротства и скупят у разоренных аристократов земли, которые все равно дадут им и право голоса, и право избрания.