– В каретном сарае! – ахнул м-р Пиквик, пораженный этим вторым политическим ходом.
– Да, их держат под замком, пока они не понадобятся, – продолжал маленький человек. – Вы понимаете, делается это для того, чтобы мы их не завербовали; но если бы мы и добрались до них, все равно толку никакого, потому что их умышленно спаивают. Ловкий человек – агент Физкина… очень ловкий».
Безусловно, многое проходило не именно так, как пишет Диккенс, но достоверно известно, что щедрое угощение с обильным винопитием кандидаты в депутаты устраивали для избирателей практически открыто: кто победнее – в трактире, кто побогаче – в саду собственного поместья. И считалось это делом совершенно житейским…
И наоборот. Редко, но среди кандидатов в депутаты попадались прекраснодушные идеалисты, сущие романтики, полагавшие, что добывать голоса «через бутылку» аморально и унизительно для достоинства как их самих, так и выборщиков. Не выставляли и стопочки, полагаясь исключительно на собственное ораторское искусство и возросшую мораль электората (бывали, бывали и такие экзоты, в истории зафиксировано!).
Плохо они знали электорат… Матерый английский избиратель, привыкший, что во время каждой избирательной кампании льется море разливанное халявного спиртного, высоких порывов души кандидатов-идеалистов совершенно не оценивал по достоинству. Просто-напросто их считали «жмотами» и «скрягами», возмечтавшими попасть в парламент на халяву, не тратясь на угощение и подарки. И каждый раз идеалистов дружно проваливали…
Со временем «банкеты» (или «фуршеты») для избирателей ушли в прошлое. Я, старый циник, предполагаю, что связано это было не с повышением общественной морали, а с вещью гораздо более практической – увеличением числа избирателей. Напоить в лежку полсотни человек не так уж и накладно – ну сколько они, в конце концов, выхлещут? Ну, две-три бутылки крепкого на рыло, а джин был очень дешев. А вот накачать спиртным (и не забыть о хорошей закуске) человек пятьсот обременительно и для богача…
Как бы там ни обстояло, сегодня эти попивушки кажутся нам смешной архаикой. Чего, по моему глубокому убеждению, никак нельзя сказать о подробно описанном Диккенсом выступлении обоих кандидатов перед избирателями…
«Речи обоих кандидатов, хотя и отличались одна от другой во всех прочих отношениях, воздавали увесистую дань заслугам и высоким достоинствам итенсуиллских избирателей. Каждый выражал убеждение, что более независимых, более просвещенных, более горячих в делах общественных, более благородно мыслящих, более неподкупных людей, чем те, кто обещал за него голосовать, еще не видел мир; каждый туманно высказывал свои подозрения, что избиратели, действующие в противоположных ему интересах, обладают скотскими слабостями и одурманенной головой, лишающей их возможности выполнить важнейшие обязанности, на них возложенные (т. е. обязанность проголосовать «правильно». – А.Б.). Физкин выразил готовность делать все, что от него потребуют; Сламки – твердое намерение не делать ничего, о чем бы его ни просили. Оба говорили о том, что торговля, промышленность, коммерция, процветание Итенсуилла ближе их сердцам, чем что бы то ни было на свете; и каждый располагал возможностью утверждать с полной уверенностью, что именно он – тот, кто подлежит избранию».