Митька же просто млел от мягких прикосновений нежной руки женщины. Он чувствовал её горячее дыхание на своём конце, чувствовал, как гуляет по всему стволу ручка лекарки и как в его крупных ядрах зарождается нечто огромное и яркое.

Глядя сверху вниз, он видел неизвестное ему ещё выражение на лице с раскрасневшимися щеками, незнакомое выражение во взгляде, затянутом какой-то дымкой, но прекрасно видел, как Настёна облизывает губы, как её ручка споро двигается по всей длине его ствола поглаживая головку, видел и чувствовал, как её вторая рука нежно мнёт его ядра, которые подтянулись к елдаку. Но больше всего ему нравилось то, что он видел, как из под ткани платья выпирают затвердевшие соски женщины, как она прогинает спину и он может увидеть её крепкую талию, широкие бёдра и пухлое, красивое гузно.

— Ну ты и… стойкий, — осипшим голосом сказала Настёна, прерывисто дыша. — У меня уже руки устали.

— Извините, тёть Настёна. Просто вы такая красивая и мне… — замялся Митька.

— Что? — вскинула брови лекарка, подразнивая отрока. — А ну говори, или прекращу.

Но вместо этого она схватилась ладошкой у самого конца и принялась пальчиком массировать его багровую головку.

— Мне хочется чтобы это продолжалось дольше. Мне очень приятно, — выпалил Митька, покраснев до самых ушей.

— Хм… Ответ достойный воина. Тебе стоит быть настойчивее. Ты сейчас болен и можешь говорить своему лекарю обо всех проблемах, которые тебя донимают. — с мягкой улыбкой сказала Настёна. — Ты сказал, что я красивая, а что во мне тебе нравиться больше всего?

— Эм… Не знаю… У вас крепкая талия, красивое гузно, стройные ноги, которым и некоторые девки позавидуют, большая высокая грудь… — неуверенно, словно получит удар за неаккуратное слово сказал Митька.

— А что больше всего? — спросила женщина, облизнув губы и испытывая жуткое желание почувствовать елдак отрока внутри себя.

— Губы, — почти тут же ответил парень.

— Хм… — задумчиво протянула Настёна. — У меня как раз руки устали… Давай заменим?

— Это как? — удивился Митька.

— Никому ни слова, — строго сказала лекарка и вздохнув, словно собралась нырнуть, приблизила своё лицо к концу отрока.

Митька коротко дёрнулся, почувствовав её горячее дыхание покрывающее его уд. А уже в следующее мгновение, его словно пронзила молния Перуна. Горячие, чуть влажные губы Настёны, поцеловали его конец, а влажный и невероятно горячий язык, слизал каплю появившейся смазки.

Женщина стоящая перед ним сейчас на коленях чувствовала невероятное желание, чувствовала, как затвердевшие соски трутся об лён платья, как горячо и влажно в её мясных вратах, как сок обильно течёт по ляжкам, но всё, что её сейчас волновало, это крепкая вздыбленная плоть в её руке, которая, казалось пылала, а на губах чувствовался солоноватый вкус его конца.

Настёна ещё раз вздохнула, теперь просто стараясь выровнять дыхание и приблизив своё лицо, обхватила губами конец елдака Митьки. И вот сейчас она ещё больше осознала размеры его мужского естества. Губы лекарки растягивались до предела, чтобы впустить в свой влажный горячий рот его дубину. Она причмокивая губами сосала его елдак, как леденец константинопольских купцов, шлифуя своим ловким язычком ствол и головку отрока, чувствуя, как рот заполняется солоновато-мускусным вкусом и пропитывается таким же запахом. Настёна доила его любовное копьё одной рукой, помогая своему рту, а другой нежно мяла крупные ядра, с удовольствием перекатывая их в ладони. Губами она чувствовала как окреп орган парня, чувствовала каждую вздувшуюся жилу…