Митька же споро работая языком, пальцами и губами, чувствовал вкус текущих из лекарки соков, ему нравился этот вкус и запах, чувствовал твёрдость горошинки, немного скрытой за курчавыми волосками и радовался жару исходящему из глубины женского лона, словно это был жар из кузни.

Неожиданно для Настёны, отрок прервался, чем вызвал её раздосадованный вздох, но уже в следующее мгновение, всё продолжилось. Просто теперь в плену его рта был её сосок, второй оказался зажат между нежных пальцев, а пальцы другой руки гладили, ласкали, сжимали её затворы с секелем и ныряли в глубины лона. Лекарка стонала, словно она молодая девка под пылким парнем и словно не было прожитых лет и рождения дочери. Этот парень смог разбудить в ней ту страсть молодой девчонки, которая истекала соком при первых волнах греховного удовольствия.

Неожиданно Настёна почувствовала, как мягко отрок слегка раздвинул её ноги и в её секель ткнулось что-то горячее, твёрдое и влажное. Хотя почему что-то? Лекарка прекрасно поняла, что это.

— Митя, Митечка… Родненький, ну что же ты со мной делаешь? Нам нельзя… Нельзя так родненький… — прерывисто дыша прошептала женщина.

— Но мы же хотим этого, — оторвавшись от её соска, просипел отрок, обжигая её губы своим горячим дыханием.

— Сделаем по другому, — мягко улыбнулась Настёна и слегка раздвинув ноги, пропустила его дубину, почувствовав, как он жестко протёрся по её секелю, как растянулся вдоль затвор, омываясь соками её истекающего лона.

Она не пустила его в себя, но всё же они получат удовольствие.

Митька почувствовав, что оказался в жарком и влажном плену её срамных губ и ляжек, коротко рыкнул, словно жаждущий сучки кобель и схватив её за половинки гузна, резко скользнул дальше, одним мощным рывком словно войдя в неё до предела. Настёна почувствовала его горячую и влажную головку между половинок своего гузна… своей задницы… И это было прекрасно. Молодой отрок пылко, с огненной страстью, брал её дико, по звериному. Её здоровый и крепкий елдак скользил между срамных губ и ляжек, цеплял секель, и врываясь внутрь, нежно дотрагивался до колечка её так называемой грязной дырочки.

Митька грубо врывался в неё словно захватчик, доставляя своими движениями неописуемое удовольствие, которое волнами прокатывалось от лона до самой головы, кусал её шею и плечи, страстно рычал и жестко мял половинки задницы. Настёна уже не сдерживалась: она стонала, кричала, кусала его за плечо и царапала спину.

«Боги, как же прекрасен его елдак. Такой твёрдый, жёсткий, большой, пышущий жаром… Словно у него между ног застряла молния Перуна, которая готова пронзить меня по любому моему желанию, стоит только слегка раздвинуть ноги и податься навстречу.» — мелькнула у лекарки мысль, в то время, как от секеля по телу волнами растекалось удовольствие.

Видно это и было последней крупицей. Настёна протяжно закричала, её тело содрогнулось и напряглось, а бёдра и лоно судорожно пульсировали. Лекарка, казалось, попала на небеса, настолько было велико её удовольствие. Её мясные врата брызгали соком на елдак Митьки, которые подхватил на руки судорожно вздрагивающую лекарку, которая стонала и до боли вцепилась ногтями в его спину. А ощущение, прикосновения его горячей влажной головки к её грязной дырочке только усиливало ощущения Настёны. Она слышала, что падшие девки в хмельных домах дают сношать себя и в эту дырочку, но она таким не занималась, но сейчас всё же получала удовольствие от этих горячих прикосновений.