— Да. Верно, — ответил он. — Вам следовало бы воткнуть в волосы белладонну.

Она рассмеялась.

— Или мирт и fleur d’orange. Вот уже три недели, как я помолвлена с одним немецким графом.

— Жаль!

Она близко подошла к нему и посмотрела в упор.

— Мне 25 лет. 25! Кого мне ждать? Или, быть может, выйти замуж за вас?

— Спаси Бог! — рассмеялся он. — Выходите замуж за графа, но не имейте детей… по крайней мере, от него…

Она рассердилась.

— Вы несносны! — воскликнула Лотта.

Он сел и придвинул ей стул.

— Ах, Лотта, вы сами не верите в это!

— Прекрасно. Допустим, я не верю; но вы должны пойти сегодня вечером со мной.

— Куда?

— Куда-нибудь. Я пока сама не знаю. Я поведу вас сама.

— Хорошо. Во всяком случае, если вам приятно слышать — я рад, что встретил вас.

— Вы? — она говорила почти равнодушно. — И я тоже! Я очень скучаю.

Он поцеловал ее руку.

— Это ваша рука, Лотта, только ваша. Умная и жестокая.

Она громко рассмеялась.

— Не вам бы говорить! Разве есть более грубые и жес-токия руки, чем ваши?

Он замолчал. Его губы горько сомкнулись. «Маска!» — подумал он. — «Только жалкая маска!»

Она внимательно взглянула на него.

— Как вы попали сюда в это время? В Берлине сезон начался, вас ждут там. Вы на целых полгода исчезли с лица земли. В какой части света вы были? Что вы там делали?

Он быстро встал. Но ему пришлось ухватиться за край стола. Его лицо побелело; взгляд его смотрел в пустоту.

— Откуда я? Из гор… Что я делал? О… я видел чрево земли.

— И праздновали шабаш сатаны? Сознайтесь, Франк Браун.

Он с трудом покачал головой.

— Быть может, я написал только роман.

Она протянула ему руку.

— Вот мои родители. Сегодня в 9 час. Здесь — и не заставляйте меня ожидать вас.

— All right! — ответил он.

Была уже четверть десятого, когда он пришел на площадь св. Марка.

Лотта Леви шла ему навстречу.

— Я опоздал! — закричал он. — Но это только предосторожность, а не небрежность. Я не могу ни минуты сегодня оставаться один.

Она дала ему руку.

— Страх?

— Как хотите, — отетил он, пожимая плечами. — Быть может, страх; вчера это было нечто большее.

— А теперь?

Он взял ее под руку.

— Теперь хорошо. Только говорите.

— Благодарю. Итак, я все-таки гожусь на то, чтобы прогнать ваше дурное настроение?

Он слегка пожал ее руку.

— Ах, Лотта! Не будем морочить друг друга. Конечно, это так, как вы думаете. Но разве не какое-нибудь особенное настроение заставляет и вас сегодня ночью ездить со мной по Венеции? Итак, я хочу кое о чем не думать — и милостивый Бог прислал мне сюда Лотту Леви, которая умеет, если захочет, поддержать человека, идущего рядом с нею, — это комплимент, моя умная барышня.

Они шли молча, разглядывая толпу.

Вдруг Лотта остановилась перед большой пестрой афишей, изображавшей, как графа Монте-Кристо бросали в мешке в воду.

— Кинематограф! — с радостью воскликнул он. — Пойдемте туда, Лотта? Ах, как я давно не видал кинематографа!

— Как хотите, — сказала она бесконечно равнодушным тоном. И все-таки ему послышалось что-то деланное в этом равнодушии.

Они вошли и заняли ложу.

Они смотрели перелет Блерио через канал, потом гвоздь спектакля — историю графа Монте-Кристо по роману Дюма.