— Нет, — повторил обладатель шрама.

Две Звезды… ради этого вот типа умер тот бриан, что перерезал себе горло ножом Макса? Это что… мне повезло наткнуться на предводителя наших врагов, местного вождя или короля?

— Верно, о Две Звезды, — подал голос еще один, настоящий бугай, и показал десны без зубов, сплошь в мелких присосках. — У нас нет пары часов… Выстрелим ему в живот. Крики его усладят наш слух.

Я понимал, что они решают мою судьбу, но не мог пошевелить и мускулом, меня будто обездвижили.

— Нет! — Две Звезды поднял ладонь. — Вы не видите судьбу этого существа, а я вижу. Она причудлива, как путь идагза в вечернем небе, и убивать его нельзя… Уходим!

Я сглотнул, пропихнул густой воздух в непокорное горло.

Мне досталась пара сердитых, разочарованных взглядов, колыхнулись ветки, и бриан исчезли. Я не выдержал, оперся о ствол, шумно дыша, сам не веря в то, что уцелел, спасся, меня не убили.

Черная крысожаба, на которую я едва не положил ладонь, снова булькнула, и я решил больше ее не нервировать. То и дело оглядываясь, я затопал в ту сторону, откуда час назад явилось наше бравое воинство — чтобы с позором угодить в засаду и отступить.

Примерно через километр меня чуть не подстрелили свои же, но я был в таком обалдении, что ничего не понял. Вокруг засвистели пули, а я, вместо того, чтобы упасть, тупо замер на месте с открытым ртом.

— Стой! Это Егор! — закричали за деревьями, и кто-то ринулся мне навстречу.

Макс! Живой!

— Мы думали, тебя убили, ха-ха! Они напали, а мы отошли, и потом вот… — залопотал он, хлопая меня по плечам. — Ты ранен? Ну мы им покажем! Как сказал Гомер…

— Боец, доложить! — рядом объявилась Лиргана.

Тут я поймал ненавидящий взгляд Равуды, и подумал — не все рады моему возвращению.

О встрече с бриан я из осторожности умолчал — решат, что вру или от удара по голове привиделось, а в худшем случае отдадут Геррату. Рассказал лишь, что потерял сознание от удара, а когда очнулся, то вокруг никого, кроме трупа Аюльвао, так что я поспешил в сторону лагеря.

— Ладно, не воняй тут, отправляйся куда шел, — велела центурион, когда я замолк. — Стрелять все равно не можешь… Сопроводишь раненых, и заодно в медпункт заглянешь.

Транспортер на лесной дороге трясло и мотало, раненые стонали и вопили, смердели кровью и порванными кишками. Затем я помогал их выгружать, таскал носилки, не обращая внимания на боль во всем теле и гул в башке — сказывалась контузия и последствия удара о дерево.

В медпункте меня осмотрели на скорую руку, вкололи какой-то дряни и велели идти отлеживаться. В палатке я обнаружил, что поставили мы ее неудачно — днище намокло, а в углу свили гнездо из веток зеленые гусеницы в палец толщиной, вонявшие точно мешок навоза.

Я вышвырнул их наружу, а едва расстелил коврик, как зашуршал полог.

Оглянувшись, я увидел Юнессу.

— Ты… — начал я, и понял, что слов у меня нет, только желание — чтобы она ушла. — Уходи.

Она заслуживала, чтобы ей сделали больно… но нет, бить женщин я не могу… даже таких.

— Я пришла к тебе, к тебе! — воскликнула Юнесса, сцепив перед грудью руки — предплечье левой было замотано, и на бинтах проступала кровь.