— Нет, ты посмотри, — воскликнул он, пристально вглядываясь в Стаса. — Точно, очнулся! Чёрт возьми! Наташа!

— Не ори, — хотел сказать опер, каждый звук отдавался в голове, как в пустой часовне, но из горла вырвался какой-то непонятный звук — то ли сип, то ли хрип. Он закашлялся, содрогаясь всем телом.

— Попей, — мягкая тёплая рука легла на лоб. — И не говори ничего, тебе нельзя ещё разговаривать.

«Наташа», — всплыло в памяти.

— Ну, и напугал же ты нас, брат! — возбуждённо говорил Исаев. — Я уж, грешным делом, подумал, всё! Не отмахаешься от безносой!

В губы ткнулся холодный носик детской кружечки, кисловатая жидкость приятно смочила шершавый язык, освежила рот, потекла по пищеводу.

— Что? — хрипло прошептал он.

— Молчи, тебе нельзя, — Всеволод подмигнул, опасливо оглянувшись на отошедшую Наташу, спросил шёпотом. — Ты хоть что-нибудь помнишь?

Сизов напряг память. Всплыло озабоченное лицо Сталина в белом докторском халате. Держа Стаса за запястье, он смотрел на часы, серьёзно покачивая головой. Нет, это, похоже, всё-таки бред. Как и разъярённое лицо Столыпина и какие-то непонятные вопли.

— Нет, — произнёс опер едва слышно. — Ничего не помню. А что со мной случилось?

— У тебя.

— Хватит, Всеволод! — неслышно возникнув рядом, строгим голосом остановила его Наташа. — Ты не видишь, что ли? Он же чуть живой.

— Неправда. — хотел возразить Стас, но мягкая лапа сна легла на веки, и он снова отключился.

Наташа, ни говоря ни слова, сделала страшные глаза и энергично махнула рукой, недвусмысленно приказывая Исаеву убираться. Тот с виноватым лицом поднялся и тихо пошёл к выходу.

— Что? — спросил его сидевший в гостиной Столыпин. — Что?!

— Жив, — быстро сказал Всеволод, поняв, какую подоплеку имеет вопрос. — Очнулся.

— Слава Богу! — размашисто перекрестился Пётр Аркадьевич. — Вы когда этих мордоворотов отсюда уберёте?

Жандарм подошёл к окну. Один из караульных лениво прогуливался по улице, второго не было видно, может, зашёл в подъезд. Караул был скрытым. Никому из прохожих и в голову бы не пришло — чем здесь заняты эти люди. И только, понаблюдав за ними какое-то время, можно было понять, что они не просто проходят мимо, а держат под наблюдением именно этот подъезд.

Исаев повернулся к Столыпину.

— Вы же понимаете, что это крайняя мера. Стоит убрать охрану — вас всех убьют мгновенно. Внешне это будет выглядеть, как покушение на вешателя Столыпина, а на самом деле вы — только прикрытие. Цель — Станислав. Чудо, что он, вообще, уцелел.

Задумчиво посасывая уже прогоревшую трубку, Сталин размышлял. Только что закончился тяжёлый разговор с товарищами. Как он и ожидал, Пятакова хватило ненадолго. На первом же заседании бюро он, воинственно поблескивая стеклами очков, обрушился на Сосо с градом обвинений.

— Ты уводишь в сторону генеральную линию партии, товарищ Сталин! Мы, что, для того столько боролись, столько вынесли, чтобы идти на соглашательство с нашими врагами?!

Любят эти болтуны риторические вопросы, хлебом их не корми. А Каменев с Зиновьевым сидели и молча смотрели — чья возьмёт. Один только Муранов высказался определённо.