— Шёл бы ты своей дорогой, Филипп, — потемнел лицом Демидов.

— Топай, Филька, куда шёл, — беззлобно сказал Попов.

— Вона! — ещё больше раздухарился скандалист. — А ты кто такой будешь, чтобы мне, бойцу передового отряда революции, указывать? Ась?!

— Вот и топай отсель, передовой, — саркастически хмыкнул Демидов и повернулся, продолжая путь.

Это Фильку задело. Опять! Не царское время, чтобы какой-то фельдфебель ему презрение выказывал.

— А я, вот, с вами сейчас пойду! — вдруг решил он. — Погляжу — что это за Ленин такой.

— Так тебя к нему и пустили, — насмешливо хмыкнул Попов.

Но Анархиста уже понесло. Вся накопленная обида на несправедливый мир, который его, Филиппа Саввича Картузова, не уважает, помноженная на пол-литра самогонки, выпитую полчаса назад, заставила Анархиста упереться на случайно пришедшую в пьяную голову мысль. И он упрямо затопал следом.

— Филька, не бузи, — обернулся к нему Попов. — Это же не шутки! Ильича моряки охраняют, с ними не забалуешь.

Но Анархисту уже было море по колено.

— Не видал я этих моряков, — выпятил он нижнюю губу. — Моряки-и, поперёк борща на ложке плавали. Вот им мой мандат и документ.

Филька захохотал и выразительно похлопал ладонью по деревянной колодке маузера, висящей на длинном ремне через плечо.

— Вот же, пристал, как репей к собачьему хвосту, — с досадой буркнул Демидов.

— Да, ладно тебе, — топчась зябнувшими в непросохшей обуви ногами, примирительно сказал Попов. — Пусть идёт, хрен с ним. Кто ж его в особняк-то пустит?

Тем временем они подошли к особняку Матильды Кшесинской. Филька, упорно мотылявшийся сзади, уже начинал понимать, что опять лезет не в свои сани. Несмотря на свой склочный характер, полным дураком он, всё-таки, не был. Но, как всё слабовольные люди, Анархист никогда в жизни не признавал своих ошибок. И тут он сообразил, что однополчане, всё равно, зайдут первыми. Значит, можно будет пошуметь на часового для отвода глаз, пока они в здание не войдут, а там… И, в самом-то деле, чего он тут не видел?

Вероятно, так бы всё и произошло, не дёрни нечистый Попова посмеяться над бузотёром.

— Давай, Филька, — остановился он. — Покажи, как ты через балтийцев пройдёшь, а мы полюбуемся.

— Ну, ты-то чего дурака подначиваешь? — рассердился фельдфебель. — С него спрос невелик, а ты-то?

Филька вспыхнул до корней своих рыжих волос, кровь бросилась в голову, застучала в висках.

— А ну, пусти! — отодвинув плечом Попова, он шагнул к воротам.

— Здорово, браток, — независимо сказал он. — Пропусти, дело у меня к товарищу Ленину.

— Топай мимо, братишка. Не положено.

— Чего ты заладил — не положено, не положено, — возмутился Филипп, привыкший считать всех моряков «своими». — Ты что, берегов не видишь?!

— А ну, не авраль! — часовой наставил на нарушителя трёхгранный штык. — Назад!

— Филька, прекрати бузить! — осадил его Демидов.

— Да, пошёл ты! Новобранцев иди стращай!

— Ах, ты, поганец! — жилистая фельдфебельская рука ловко ухватила хулигана за воротник шинели.

Однако, и Филька был не лыком шит — за плечами были сотни безжалостных уличных драк. Он ловко пнул Демидова под коленку. Тот, охнув, ослабил хватку, и Анархист, ужом вывернувшись из-под тяжёлой руки, выхватил из колодки маузер. Хищный оскал обнажил редкие зубы.