– А мы молчать не собираемся. Мамаю уже всё равно, а никому из нас за решёткой гнить не хочется, – грустно произнёс жёлтый. – Только я вроде всё, что знаю, рассказал.

– Мужика, который вам платил, описать можешь?

– А чего его описывать? – повеселел гопник.

– Издеваешься? – нахмурился я.

– Ни в коем разе. Просто в доме карточка от старого хозяина дома осталась… Ну, офицера-беляка. Так на этой карточке этот мужик есть.

– Показывай! – потребовал я.

– Сейчас. Только не стреляйте – мне к комоду надо подойти, там карточка была.

– Не буду. Только делай всё медленно и печально, чтобы у меня плохих мыслей не возникло.

Жёлтый с великой осторожностью подошёл к комоду, выдвинул огромный ящик и, покопавшись, вытащил пожелтевшую от времени фотографию в рамочке.

– Вот. Здесь он. Усатый и в папахе, который…

– Дай, посмотрю.

Я взял фотографию, сделанную в какой-то студии. На фоне фанерных декораций, изображавших стены римского Колизея, стояли трое: двое взрослых мужчин в офицерской форме и мальчик в тужурке гимназиста.

На одном была фуражка, на втором – папаха.

– Точно он? – Я показал снимок жёлтому.

– Он это, не сомневайтесь!

Я снова посмотрел на карточку.

– Верю.

Странное чувство охватило меня, только я не мог понять, чем оно вызвано.

На обратной стороне находилась полустёртая карандашная надпись. Пришлось порядком напрячь зрение, чтобы прочитать.

– «Я, Котя и Руслан. 1915 год»… Хм, Котя – это наверное, мальчик-гимназист, сокращённое от Константина, – проговорил я.

Меня вдруг пронзила догадка. Неужели…

Я снова перевернул снимок, всмотрелся в лицо мальчишки. На фотографии ему лет четырнадцать-пятнадцать, накину семь лет, прошедших с той поры. Выходит, он мой ровесник, если быть точнее – ровесник настоящего Георгия Быстрова.

Сомнений не осталось: я знал этого Котю-Костю как человека, которого когда-то считал своим другом – агента губрозыска Михаила Баштанова.

Потом лже-Михаил показал свою настоящую сущность врага, стрелял в меня, пытался убить. Смушко хотел выяснить, кем же он был на самом деле, но не смог.

Зато я, совершенно случайно, оказался на пороге открытия.

– Ну вот, Котя… Теперь я знаю, как тебя по-настоящему зовут, – вздохнул я. – Осталось только выяснить твою фамилию.

Ну вот, одной тайной стало меньше. Заодно покрыл один из козырей Кравченко. «Телега», которую на меня накатал этот… Котя, теперь годится только для мусорной корзины.

Ладно, спустимся с небес на землю и вернёмся к делам нашим грешным.

Пока я размышлял, гопники переминались с ноги на ногу, терпеливо ожидая своей участи. В доме их оказалось чуть более десятка, понятно, что это не вся шайка-лейка, а только самые близкие к главарю.

Более многочисленные сявки паслись где-то в другом месте, однако сейчас они интересовали постольку-поскольку.

Надо крутить ближний круг Мамая. При должном подходе из них можно вытрясти кучу полезной информации. Эта шушера, несмотря на возраст, обычно знает все расклады, а порой даже то, что не имеет к ним никакого отношения.

И теперь они с надеждой и испугом смотрели на меня, понимая, от кого теперь зависит их судьба.