— Ты, Валера, глупый пингвин, — услышала я чей-то голос, — думаешь, индульгенцию себе купил? Так ведь нет. Ты Краснова не знаешь — он никому ничего не прощает, никогда.

Валерка сидел бледный, как полотно. А напротив восседал Петр собственной персоной. Не знаю, как Валера, а я так точно чуть в обморок не грохнулась.

— Проходи, — кивнул мне Петр. — Не стой на пороге. Нам есть, о чем поговорить.

Почему я не убежала? То ли я тупая такая, то ли пистолет в его руке убедил этого не делать. Так или иначе, я прошла и уселась рядом с Валеркой.

— Где Краснов? — только и спросила я, понимая, что такая наглость с его стороны не могла быть не обоснована реальными причинами.

— Не о том беспокоишься, — качнул Петр головой. — Ему есть, чем заняться, не до тебя ему.

— А вам что надо? — От страха, я, как обычно, потеряла контроль над собой. — Если ошейник, так его уже нет. Его, знаете, господин восточной наружности, в ботинках от Версачи, забрал. Обещал, что меня больше не тронут, а кто тронет, горько пожалеет…

— Думаешь? — задумчиво произнес Петр. — А вот у меня другие сведения. Ну, с тобой-то понятно все, — кивнул он Валере, — жадность фраера сгубила. Ты мог квартиру продать, машину. Ко мне, наконец, придти, но вместо этого ты срубил сук, на котором сидел. И плохо даже не то, что ты меня перед Красновым подставил, ты, сучонок, доверие подорвал, которое я годами зарабатывал. Теперь мои партнеры, там… — он кивнул головой куда-то в бок, — сто раз подумают, можно ли со мной дело иметь. Так что путь у тебя, Валера, один… в далекие края, где тебя выпотрошат, как чучелко… — Петр засмеялся, оскалив ровные фарфоровые зубы. Ну, а ты… есть у меня и для тебя применение…

— Вряд ли мне понравится, — пробормотала я. — Я знаю, вы с женщинами не особо церемонитесь: дочь родную не пожалели. Вы ее сами убили или приказали подручным своим?

— Сам, — не дрогнув ни на йоту, равнодушно ответил Петр. — Дрянь девчонка была.

— Но ведь дочь, — вырвалось у меня.

— Не знаю, — усмехнулся Петр. — Она, во всяком случае, так считала.

— А вы нет? — Тот равнодушно пожал плечами. Тогда я продолжила: — Во всяком случае, по фотографии, которую она у себя хранила, вас и вычислили, Петр Григорьевич. Ее мать рассказала, что дала дочери ваши координаты. Представляю, как вы удивились, когда в один прекрасный день она объявилась — здравствуй, папа. Но вы же ей от дома не отказали, Петр Григорьевич? Быстренько нашли девчонке применение, квартиру ей купили, пристроили ее на работу к Николаеву…

— Да жаль, конечно, что так все вышло, — перебил меня Глушко, — обидно, когда дело твое на глазах гибнет, но ничего, все поправимо. И именно ты поможешь мне все исправить. Пойдем, ты мне нужна.

— И мне, — раздался голос от двери.

Мы дружно повернулись — в дверях стоял Краснов. Он сбросил пальто, и стремительно подошел ко мне. В дверном проеме показался Ромашка и замер, уставившись на Петра с пистолетом в руках.

— Проходи, — кивнул ему тот и качнул стволом. — Быстро вы обернулись. Что ж, тем хуже для вас.

— Петр, ты меня не первый год знаешь, — вздохнул Краснов, — давай обойдемся без жертв. Твои люди нейтрализованы. Ты не сможешь уйти.