– Энн, – прошептал он, словно боясь быть услышанным, – как у тебя дела, Энн?

Энн слабо улыбнулась.

– Довольно хорошо. Я придумываю разные вещи, и это помогает скоротать время. Конечно, мне довольно одиноко. Но ничего, возможно, я скоро привыкну к этому.

Энн снова улыбнулась, храбро представив долгие годы одиночного заключения.

Мэтью вспомнил, что он должен сказать то, что хотел, не теряя времени, пока не вернулась Марилла.

– Ну, Энн, ты не думаешь, что лучше сделать, как надо и прекратить всё это? – прошептал он. – Это придется сделать рано или поздно, ведь Марилла очень целеустремлённая женщина – и не меняет своих решений, Энн. Так что сделай это сразу, послушай, и дело с концом.

– Вы имеете в виду – извиниться перед Миссис Линд?

– Да – извиниться – именно это, – сказал Мэтью нетерпеливо. – Просто загладить свою вину, так сказать. Это то, чего я хочу от тебя.

– Я полагаю, я могла бы сделать это для вас, – сказала Энн задумчиво. – Это было бы правдой – сказать, что мне жаль, потому что сейчас я сожалею. Мне не было жаль вчера вечером. Я была очень зла, и злилась всю ночь. Я знаю, что так и было, потому что я просыпалась три раза, и была просто в ярости каждый раз. Но этим утром всё закончилось. Я больше не была в плохом настроении – просто чувствовала себя ужасно истощенной, мне было так стыдно. Но я просто не могла и думать о том, чтобы идти и сказать об этом миссис Линд. Это было бы так унизительно, поэтому я решила, что я останусь здесь навсегда, и не буду извиняться. Но сейчас – я готова сделать это для вас – если вы действительно этого хотите.

– Ну, конечно, я хочу этого. Там внизу ужасно одиноко без тебя. Просто пойди и загладь свою вину – как хорошая девочка.

– Очень хорошо, – сказала Энн безропотно. – Я скажу Марилле, как только она придёт, что я раскаялась.

– Это правильно, Энн. Но не говори Марилле, что я тебе это посоветовал, а то она подумает, что я вмешиваюсь, а я обещал не делать этого…

– Я буду молчать, как рыба, – обещала Энн торжественно. – Только непонятно, почему рыбы должны молчать?

Но Мэтью уже ушёл, испугавшись собственного успеха. Он спешно направился в самый дальний угол конских пастбищ, чтобы Марилла не заподозрила, что он был у Энн. Сама Марилла, после своего возвращения в дом, была приятно удивлена, услышав жалобный голос, зовущий сверху:

– Марилла!

– Ну, что такое? – сказала она, входя в коридор.

– Я сожалею, что потеряла самообладание и наговорила грубостей, и я готова пойти и сказать это миссис Линд, вот что.

– Отлично! – Марилла постаралась не подать виду, что почувствовала облегчение, услышав эти слова. Она уже думала с тревогой, что ей придётся делать, если Энн не уступит. – Я зайду за тобой после дойки.

Итак, после дойки, Марилла и Энн пошли по тропинке к дому миссис Линд, первая– с гордо поднятой головой и торжествующая, вторая – ссутулившаяся и удрученная. Но на полпути уныние Энн исчезло, как будто по волшебству. Она подняла голову и легко шагала вперед, не сводя глаз с закатного неба и всем своим видом выражая оживление. Марилла заметила это изменение с неодобрением. Энн не выглядела кроткой и кающейся, как ей надлежало быть в присутствии обиженной миссис Линд.