– Экипажу – взлёт!

Все заулыбались в ответ, как будто командир сказал что-то очень весёлое и смешное. Калинкин утопил кнопку пуска. Двигатели задрожали, поочерёдно зычно чихнули синим дымом и начали раскручивать оба винта.

Через минуту самолёт уже начал рулёжку, потом разогнался по мокрому полю и оторвался от земли. Следом в небо ушёл самолёт экипажа Кудряшова.

На высоте погода не изменилась, очень сильно упала видимость. Летели практически в серой вате грозовых облаков. Чтобы не попасть под разряд молнии над Адриатическим морем, пришлось идти на предельно низкой высоте. Одновременно это позволяло не сбиться с курса и давало возможность быть не обнаруженными противником. Но это так, на всякий случай. Вряд ли асы Геринга были в воздухе.

Косой дождь и ветер болтали самолёт, как спасательную шлюпку в бурном море. А он и был самой настоящей спасательной шлюпкой для большой группы людей, от которых, без преувеличения и прикрас, зависела если не судьба мира, то Европы точно!

Двое взмокших при такой духоте партизан лопатами резво насыпали землю в две защитного цвета куртки, которые были застёгнуты между собой «на все крючки». Пуговицы одной продеты в петли другой. Двое других «орлов», также без курток, брали эти самодельные «носилки» за рукава и полы и аккуратно несли к борозде, в которую угодил Якимов. А первые усердно наполняли следующие «носилки». Палящее солнце и жара – нипочём! Важнее заделать препятствие для самолёта. Принесённую землю высыпали туда, куда показывал рукой этот упёртый русский штурман. Якимов и несколько других партизан ровняли землю. Пётр поднял голову и увидел на горизонте чёрную полоску туч.

– Теперь понятно, откуда духота и нет ветра, – опечалился он. – Погода портится, будет гроза. Надо торопиться! – стал он подгонять своих помощников.

Поодаль небритый Обрад тащил большой валун, обняв его руками, прижав к животу и широко расставляя ноги. На границе будущей взлётно-посадочной полосы, которую веточками обозначил Якимов, он толкнул камень животом и разжал руки. Камень с глухим стоном застыл на поле. Подняв глаза, Обрад увидел, как двое других партизан, более щуплых, чем он, катят здоровенную каменную глыбу.

– Эй, крепыши, торопитесь, надо успеть до дождя! – крикнул он своим товарищам.

После часа полёта экипаж Шорникова вышел на остров Корчула. Калинкин, в отсутствие Якимова исполнявший обязанности штурмана, доложил:

– Идём над вражеской территорией.

– Нам бы Сплит обойти, а там уже будет видна гора Купреш, – негромко сказал командир экипажа.

– Это я помню. Она самая высокая в округе. Надёжный ориентир.

Штурман Якимов двумя руками широким жестом разровнял очередную порцию грунта. Над бывшей бороздой уже возвышался достаточно длинный вал влажной земли. Пётр встал в полный рост и ударил ногой по рыхлой земле изо всей силы. Огненная вспышка пронзила его мозг. Якимов вскинул руки к раненой голове, замычал от боли и снова ударил ногой по рыхлой земле. Опять вспышка, глухое мычание и следующий удар. И снова руки хватались за не совсем уже белую повязку. Удар – взмах, удар – взмах.