— «Бутербродную» и «Пельменную» забыли? На Невском.
Кто о них помнил? Всего-то по одной на весь Ленинград.
— А рестораны? Мы с дядькой в «Квисисане»… Таня и Коля даже остановились. Борька — в ресторане? И что за странное имя — «Квисисана»?
Борька и сам засомневался, но, подумав, подтвердил:
— Точно, «Квисисана». На Невском проспекте. Между «Кавказским» и «Бристолем».
Коля с восхищением смотрел на своего командира и кумира.
«Кавказский» без объяснения понятно. «Бристоль» — похоже на город во Франции. А — «Квисисана»?
Мимо проехала газогенераторная машина, тарахтя и чихая.
— Как простуженная собака, — сострил Борька, и нерасшифрованная «Квисисана» вылетела у всех из головы.
Попрощались у подъезда.
— Если что, мы — пожалуйста, — сказал Борька. Коля Маленький подтвердил всегдашнюю готовность помочь:
— Ага.
Таня вошла в подъезд — и хоть сразу зови на выручку. На две ступеньки взобралась, а дальше — ни в какую, отказали ноги.
Она выждала, поднакопила силы — ничего не дало. Ноги будто ватные, чужие. Таня чуть не заплакала. Что же делать?
Попыталась руками переставить, подняла ногу на следующую ступеньку, отпустила. Не почувствовала опоры, невозможно идти. И сколько же времени понадобится, чтоб таким манером лестничный марш одолеть, все тринадцать ступенек!
«Мне надо, очень!» — взмолилась Таня, мысленно обращаясь к неприступной лестнице и непослушным ногам.
Тщетно. Не разжалобить, не уговорить.
В подъезде было прохладно и тихо. Так тихо, что с улицы, через неплотно закрытую входную дверь доносился размеренный стук метронома. Или то из квартиры слышалось, до громкоговорителя на кухне напрямую всего несколько метров…
— Да что же это! — Таня возмутилась, накричала на лестницу, на себя самое: — Там больные лежат! Мама и дядя Леша. Я несу им обед. Мне очень, очень нужно, срочно. Я должна!
И только она мысленно произнесла: «Я должна!» — как от волшебного заклинания, сказочного пароля, мгновенно свершилось чудо. По ногам пробежал электрический ток, и от бедра до ступни восстановилась живая связь.
— Я должна, — уже спокойно и уверенно произнесла вслух Таня, и ноги не посмели ослушаться.
— Иди, доча, иди, — торопила мама. — Сама управлюсь. Видишь, на кухню приползла, значит, смогу без твоего участия.
Таня понимала, что мама поест без нее, а дядю Лешу надо кормить из ложечки, что уже скоро четыре часа дня, а он голодный с утра. Кружка чая без заварки, правда, с сахаром, не завтрак. Хлеб, даже размоченный, не проходит через дядино горло. Несколько ложек супа, смешанного с кашей, с трудом заглатывает, а потом страдает от болей в животе.
В шутку, всерьез ли сказал:
— Снабженцам нельзя залеживаться и ворон ловить. Других учил и сам так жил, ан взял и нарушил священную заповедь. Слег, вот и закружили надо мною вороны.
Утром размолвка вышла. Дядя попросил распечатать окно. Совсем.
— Как же я потом закрою? На ночь.
Она боялась, что ноги опять ватными сделаются в самый неподходящий момент. И с не ватными ногами трудно забираться на высокий подоконник, а снизу бумажную штору ни за что не прижать плотно-плотно, ни лучика чтоб, ни светящейся точки. Говорят, летчики видят сверху даже горящую спичку.