Её лицо обернулось и придвинулось к моему. Я почувствовал на губах странное ощущение, будто прикосновение чего-то мёртвого и холодного. Я вздрогнул и немного отпрянул.
– Клоз зе айз и нет дишать, – шептала Гретхен.
Я расстегнул молнию её комбинезона, всунул руку и обнял её за талию. Мне показалось, она мокрая.
– Нау, ю кен опен айз! (Теперь можешь открыть глаза). – Гретхен откинулась с открытым ртом и глазами на скамейку.
Первую секунду я не понял прикола, даже пытался её тормошить, потом посмотрел на свою руку. Она была вся в её крови! Что-то страшное пронеслось в моём сознании, словно меня сдавила бетонная плита. Ватными руками я расстегнул латексный комбинезон и увидел в её левом боку чёрную окровавленную дыру. Она практически не дышала! Я в ужасе вскочил, выбил калитку и оказался у входа в клуб:
– Люди! На помощь! Умирает немка!
В эту секунду около клуба припарковались две полицейские тачки с мигалками. Полиса отшвырнули меня и бросились в дворик. Раздались выстрелы. Когда я туда вошёл, один из главных копов мерил ей пульс.
– Поздравляю! Вы все уволены! Главный свидетель – Амазонка отправилась на тот свет!
Меня это словно скосило ударом незримой дубины, я упал на землю и зарыдал. Наверное, я выплакал все глаза и провалился в транс.
– Боже мой, где я?
Полёт из Берлина
«…Утром вместе с Уве едем в Берлин. С похмелюги у всех дикий бодун. Набираем два ящика водки, пива, ликёров, бананового сока и молока. По дороге два часа рубимся в казино, где Паук увещевал всех, что выиграет миллион, и просаживаем там половину наших денег. В Берлин прибываем в полночь, всюду огни, реклама и куча проституток. Осматриваем Бранденбургские ворота и Рейхстаг, которые оказываются очень маленьких размеров, не как в фильмах. Центр города был разрушен во время войны, так что везде чисто совковые постройки без старинных прибамбасов. У Рейхстага выжираем водку. К двум ночи все вырубаются. Боров и Лысый идут осматривать местный street, где много дешёвых проституток (около ста марок), причём все выглядят как кинозвёзды. Лысый своим уголовным видом распугивает всех баб, а одна даже пожаловалась полисмену на то, что её грубо схватили одновременно за сиськи и жопу, а потом отпороли. Отлёт в Москву через восточно-берлинский аэропорт. Полное дерьмо. Нет ни одной коммерческой палатки, как два года назад у нас в совке. До свидания, Уве! До встречи, Германия!
(Из статьи репортёра В. Елбаева из журнала «Железный марш»)
Над головой тяжёлые дымные тучи теснятся и бегут, как стадо злобных чудовищ, внизу другое чудовище, разъярённое море. Белая пена судорожно сверкает и кипит на нём буграми и, вздымая косматые волны, с грубым грохотом бьёт в громадный, как смоль, чёрный утёс. Завывание бури, леденящее дыхание расколыхавшейся бездны, тяжкий плеск прибоя, в котором временами чудится что-то похожее на вопли, далёкие пушечные выстрелы, колокольный звон, раздирающий визг и скрежет прибрежных голышей, внезапный крик невидимой чайки. На мутном небосклоне шаткий остов корабля, всюду смерть. Смерть и ужас. Голова у меня закружилась, и я снова с замиранием закрыл глаза.