Эрин улыбнулась. Во многом он, возможно, прав. Ведь практически до самого конца именно Батория неотступно шла по их следу, а не наоборот.
Достав из кармана лоскуток детского одеяльца, Эрин положила его на ладонь. И впервые за все время, глядя на него, она не почувствовала нарастающей в ее душе злобы. Эта злоба исчезла, когда в предчувствии неминуемой смерти в туннелях она простила своего отца.
– Что это? – спросил Джордан.
– Давным-давно я дала обещание одному человеку. – Эрин кончиком пальца разгладила лоскуток. – Я обещала, что никогда не буду простым наблюдателем, когда мое сердце подскажет мне, что совершается неправедное дело.
– А что сейчас подсказывает тебе твое сердце?
– Что ты прав.
– Рад это слышать, – улыбаясь, ответил Джордан.
Эрин, зажав лоскуток между большим и указательным пальцами, смотрела, как он трепещет на ветру. А потом разжала пальцы. Оказавшись на свободе, лоскуток ткани поплыл туда, где царила суета и кипела жизнь, – туда, где находился Рим.
Она снова повернулась к Джордану.
– Это больше похоже на одухотворенность и чудеса. К тому же в этом больше логики – и того, на что отзывается сердце. А Первого Ангела мы все равно найдем.
– Конечно найдем, – подтвердил Джордан, притягивая ее к себе. – Мы же нашли Книгу, верно?
– Нашли. – Она прижалась головой к его груди, слушая громкие и четкие удары его сердца. – А раз мы ее нашли, то у нас есть и надежда.
– У меня такое чувство, будто мы сегодня поработали на славу, – произнес Джордан, и в его голосе послышалась легкая хрипотца.
Солнце вышло из-за горизонта. Его золотые лучи согревали лицо Эрин.
Она склонила голову к голове Стоуна. Тот, погладив ладонью ее щеку, прижал ее к шее.
Эрин потянулась к нему, прильнула губами к его губам. Они были теплыми и мягкими, не такими, как у Руна, – живыми. Она просунула руку под его рубашку, чувствуя ладонью жар его тела. Джордан чуть слышно застонал и притянул ее к себе, обвив руками ее спину.
Внезапно она отодвинулась от него, оба тяжело дышали.
– Слишком поспешно? – спросил Джордан.
– Нет. – Эрин снова потянулась к нему. – Слишком медленно.
А затем…
Поздняя осень
Рим, Италия
Брат Леопольд бросил на переднее сиденье пачку денег в уплату водителю такси за это небольшое путешествие. Человек скромного духовного звания, в своей обыденной жизни он был не чужд экстравагантностям.
Водитель в знак благодарности приложил руку к фуражке, когда Леопольд, хлопнув дверью, нырнул в аллею, возле которой остановилось такси. Он оглядел залитую солнцем улицу. Никто не ехал за ним от самого Ватикана. Леопольд постоянно просил водителя менять направление, заставляя его делать не разрешенные правилами движения повороты, заезжать в переулки, кончающиеся тупиками, и постоянно запутывать следы, многократно проезжая по одним и тем же местам. Но и после этого он все же попросил водителя высадить его в нескольких кварталах от места назначения.
Леопольд так долго ждал и так усердно трудился, что не мог допустить того, чтобы в последний момент все сделанное им рухнуло. Случись такое, Он – тот, кому он служил, – покончит с ним. Леопольд был не настолько глупым, чтобы считать себя незаменимым.