Он был гребцом торгового судна, перегруженного слитками меди. Судно погибло в шторм, который моряки называли «ударом». Гершом единственный выжил. Он не позволял себе часто возвращаться мыслями в ужасные дни после кораблекрушения, но в этом путешествии ему было слегка не по себе.

Египтянин оглянулся туда, где на задней палубе стояли женщины. Андромаха пристально вглядывалась в бесплодные острова, но темноволосая девушка — та, которой коснулась луна, — снова таращилась на Гершома. Его беспокоил этот взгляд.

Геликаон присоединился к нему и сказал:

— Мы найдем укромную бухту и вышлем разведчиков.

— Думаешь, нас могут атаковать так близко к троянским водам?

— Вероятно, нет, но, с другой стороны, я ведь думал, что Диос будет в безопасности на рыночной площади Трои.

Гершом на мгновение замолчал. Предательское убийство, случившееся два дня назад, потрясло всех — тем более, когда под пыткой сын убийцы признался, что они хотели убить Геликаона. Из-за того что отец плохо видел, они напали на Диоса.

Гершом посмотрел на своего друга и увидел боль в его глазах.

— В Египте, — сказал Гершом, — жрецы говорят, что жизнь человека отсчитывается мерой небесного песка. Когда весь песок высыпается, жизнь приходит к концу.

— Мы не придерживаемся этой веры, — ответил Геликаон. — Мне хотелось бы, что на рынке был я.

— Ты бы предпочел погибнуть сам?

Геликаон покачал головой:

— Я бы не погиб. Я никогда не стал бы ходить в толпе невооруженным, и я не верю, что толстый торговец был достаточно быстр, чтобы застать меня врасплох.

Гершом улыбнулся.

— Карпофорос удивил тебя, мой друг. Но ты, действительно, крепче Диоса. И все-таки ты не неуязвим. Не позволяй самонадеянности тебя ослепить.

Геликаон глубоко втянул в себя воздух и вздохнул.

— Я знаю, что ты прав, Гершом. И мне нравился этот толстый торговец, поэтому, может быть, он и приблизился бы ко мне. Теперь мы никогда уже этого не узнаем.

— Сын убийцы казнен?

— Еще нет. Второго мальчишку нашли прячущимся на складе. Оба они умрут завтра. Приам решил, что они будут сожжены живьем на погребальном костре Диоса и будут служить ему на Темной Дороге.

— Они не заслуживают меньшего, — заметил Гершом. Потом бросил быстрый взгляд на заднюю палубу и тихо выругался. — Почему она все время так на меня смотрит?

Геликаон засмеялся.

— Она почти ребенок. Почему она тебя беспокоит?

— Я никогда не чувствовал себя уютно рядом с сумасшедшими. Они такие… непредсказуемые. Я видел ее в Трое вскоре после того, как мы причалили. Она сказала, что у меня в голове полно тумана и что однажды я буду видеть ясно. Ее слова не выходят у меня из ума. Что она имела в виду?

Геликаон положил руку Гершому на плечо и наклонился ближе:

— Только что ты говорил, что она сумасшедшая, а теперь ищешь в ее словах смысл. Разве это само по себе не признак безумия?

Гершом фыркнул.

— Вот поэтому я и чувствую себя неуютно рядом с сумасшедшими. Я чувствую, что их недуг может передаваться другим, как чума. Если я встану слишком близко, я начну выть на луну.

— Она не сумасшедшая, друг мой. Точнее было бы сказать, что она проклята. Когда она была совсем маленькой, у нее началось воспаление мозга. Большинство младенцев умирают от этого, но она поправилась. С тех пор она слегка с чудинкой.