Когда она разъезжала по маленьким городкам, люди постоянно рассказывали ей, где они собираются провести отпуск и что намерены прочитать, и она раздавала рекомендации направо и налево. Ее так часто спрашивали, собирается ли она на праздник летнего солнцестояния, что она уже стала задумываться об этом.

И еще Нина позвонила в социальную службу насчет Эйнсли и Бена – чувствуя себя при этом чудовищно виноватой, – и ей ответили, что детей внесут в список, но у них такая очередь, что заняться ими прямо сейчас невозможно.

Нина пыталась осторожно расспросить Эйнсли об экзаменах, но девушка тут же надулась и четыре дня не появлялась в фургоне. Нину пугала мысль, что она может потерять и Эйнсли тоже, так что больше ничего такого говорить не стала, она просто подсовывала девушке побольше денег, насколько могла себе позволить.

И еще многое было у нее на уме. В особенности маленькая записка, оставленная на ветке старого дерева в прекрасной резной деревянной шкатулке, записка была короткой:

Пожалуйста, приходи.

Нина не знала, как ей быть. Она не хотела упускать постоянных покупателей, терять хлопотливые дни продаж.

С другой стороны, ей хотелось побывать в своем прежнем доме, проверить, покажется ли он ей изменившимся или нет, и, конечно, повидать Суриндер – все в деревне то и дело спрашивали о ней, подруга явно произвела здесь впечатление, а Гас тосковал и покупал кучи книг об одиноких бродягах, ведущих преступную жизнь на дорогах. А еще Гриффин писал о кое-каких книжных запасах, которые должны были поступить на аукцион в Бирмингеме. И Нина наконец набралась достаточно храбрости, чтобы совершить долгое путешествие в фургоне.

Но больше всего ей хотелось снова увидеть Марека. Ей так этого хотелось… Она только о нем и думала.

В общем, она решилась. Надо было бы сообщить Ленноксу, что она уезжает на несколько дней, но Нина не увидела его и потому подумала, что это не имеет значения, ему ведь все равно. Но она купила косточку для Парсли, чтобы тот ее не забыл.

Странно было вновь очутиться в городе. Нина поняла, что уже привыкла к тому, что в деревне все ее узнавали и знали все и о ней самой, и о ее бизнесе. Скорость, с которой это произошло, была удивительной и весьма трогательной. Так приятно, когда тебя окликали по имени на почте или в банке и готовы были в любую минуту помочь.

Суриндер, крепко обняв Нину, тут же нахмурилась.

– Это просто чудовищно! – заявила она. – Здесь слишком жарко, и на каждом клочке травы прогуливаются жуткие жирные мужики с жуткими жирными руками, и все словно натянули на себя одежду для малышей. Брюки в три четверти! Сандалии! Волосатые пальцы на ногах! Кошмар! Я так скучаю по Шотландии!

– Как-то здесь странно пахнет, – заметила Нина. – Или я просто не замечала этого раньше?

– Да, я тоже обратила внимание, – согласилась Суриндер. – Когда вернулась. Это мусорные баки, протухшая еда и плохой воздух.

Вскоре они отправились на прогулку. Асфальт был липким от жары. Воздух – горячим и неподвижным. Люди бесцельно сидели на крылечках перед домами. Паб на углу был переполнен желающими выпить, они громко разговаривали, кричали. Везде было полно людей, и жарко, и душно…