– Хорошо, я буду ждать тебя, очень буду ждать…
Он оделся, взял чистое полотенце, шерстяные носки, поцеловал ее и – ушел…
Последняя радиограмма была получена от него 4 ноября; в ней он сообщал координаты своей шхуны: 71° 25 08" сев. широты и 36° 44 19" вост. долготы.
Только после войны контр-адмирал Сайманов, разбирая архив гитлеровской эскадры «Норд», случайно наткнулся на одну запись в журнале военной радиостанции города Гаммерфеста; в этой записи говорилось, что в ночь на 4 ноября 1944 года была получена последняя шифровка от подводной лодки Ганса Вальтера Швигера, которая больше никогда не вернулась в базу. Сайманову удалось отыскать и текст самой радиограммы гитлеровского корветтен-капитана; координаты, указанные им, лишь на несколько минут градусной сетки не совпадали с координатами судна-ловушки Прохора Николаевича Рябинина. Вполне возможно, что ночью противники не заметили один другого, а на рассвете схватились в жестоком сражении; можно только догадываться, как шхуна-победительница долго шла к родным берегам, пока море не залило ее через пробоины, и где-то в открытом океане капитан «Аскольда» нашел свою смерть…
«Триумфальный марш»
Русские самолеты сбрасывали над позициями горно-егерских войск листовки. Все егеря знали, что, имея такую листовку, можно было безбоязненно сдаваться в плен: листовка служила пропуском, в котором указывалось, где и когда можно сложить оружие.
Однажды пять солдат лейтенанта Вальдера подобрали такие пропуска, а вечером на позицию нагрянул наряд полевой жандармерии, и всех пятерых расстреляли на бруствере окопа. Пауль Нишец знал, что только Яунзен видел, как они прятали по карманам эти листовки, и, скрывая озлобление, сказал:
– Сознайся, Франц, это ты выдал пятерых своих товарищей, чтобы тебя отпустили в отпуск?
Худосочный егерь разволновался, стучал себя кулаком в грудь, клялся, что это не он.
– Неужели не веришь? – спрашивал.
В отпуск Франца Яунзена, впрочем, все равно не отпустили, и когда он напомнил об этом командиру взвода, Вальдер велел ему убираться ко всем чертям.
Немецкий солдат был издавна приучен, что независимо от того – наступаем или отступаем, – все равно: подошел срок – укладывай вещи и поезжай на родину. «Значит, плохи наши дела, – рассуждали в блиндажах солдаты, – если даже в отпуск ехать не разрешают…»
Однажды, после затяжного боя около норвежского поселка Лангфьюрботна, Франц Яунзен отвел Нишеца в сторону и сказал:
– Слушай, Пауль: ты солдат опытный, а я хитрый, – отличное содружество, не правда ли?.. Здесь, если смотреть на все трезвыми глазами, уже все кончено. Давай попытаемся перебраться на юг к англичанам. Они, конечно, не слишком заласкают нас за то, что мы бомбили их Лондон, но… Сам понимаешь, это все-таки не русские…
Ефрейтор с трудом повернул голову. Когда они отступали из Никеля, приходилось выскакивать из одного горящего дома через окно: Нишец выбил впопыхах оконную раму головой – вот с тех пор и болит шея.
– Нет, – ответил он, – я не пойду на юг!
– А что же ты решил делать?
– То же, что и ты. Только мне можно идти туда…