И старый моряк Антон Захарович Мацута, глядя из окна мортехникума на пленных, сказал:
– А что?.. Спрашивается, чем же не триумфальный марш?..
Норвегия благодарит вас
Громадная плита из красноватого полярного гранита. Сверре Дельвик приставил к ней тяжелое зубило, крикнул:
– Бей!
Дядюшка Август ударил первым. Потом из его рук взял молот актер Осквик:
– Бью!..
Ударил. И каждый, передавая молот один другому, наносил удар, вкладывая в него все свои силы.
– Бей… бей! – покрикивал Дельвик, единственной рукой удерживая острое зубило.
Скоро на каменной плите проступили глубоко высеченные первые буквы…
Груженные кирпичом, цементом и печорским лесом, благоуханным сеном вологодских покосов, сыпучим зерном и воркутинским углем, крупой, украинским сахаром и кофе – груженные так, что полосы ватерлиний глубоко уходили в бунтующую всплесками воду, – транспорты плавно втягивались в каменную теснину Бек-фиорда.
Эскадренный миноносец «Летучий», закончив конвоирование, шел впереди каравана, и Оскар Арчер, морща выпуклый лоб, коротко отдавал команды о поворотах. Иногда, в особо опасных местах, лоцман сам брался за штурвал, глаза у него в такие моменты становились неподвижно-холодными, а волосатые руки белели от напряжения.
Скоро из-за высокого скалистого мыса открылась печальная панорама Киркенеса; огромным неуютным пожарищем раскинулся он на побережье фиорда, и от черных дымящихся развалин веяло человеческим горем, бездомностью и сиротством – войной. На окраине города еще догорали деревянные фермы, густо коптили небо рыбные амбары и салотопни, багрово светились насыпи пылающего угля.
Оскар Арчер сказал:
– Через банки я вас провел, моя миссия окончена…
Капитан третьего ранга Бекетов пожал ему руку, и лоцман, кивнув в сторону транспортов, добавил:
– Спасибо вам!.. Вся моя Норге благодарит вас и никогда не забудет!..
Когда корабли пришвартовались, Пеклеванный сошел на берег. Он уже знал, что Варенька из Лиинахамари попала в группу врачей, назначенных для оказания медицинской помощи норвежцам. И сейчас, расспросив патрулей, где размещается госпиталь, уверенно направился в сторону штолен.
Поток норвежцев, пришедших встретить русские транспорты, вынес лейтенанта на центральную улицу, обсаженную опаленными березками. Среди разрушенных зданий, мимо костяков печных труб, железного лома кроватей и ванн, в которые из кранов еще продолжала литься родниковая вода, проходили легкие на ногу солдаты войск Карельского фронта, ровно шагали отряды матросов-десантников.
Норвежцы, стоя по краям бульвара, приветствовали их дружными возгласами:
– Руссия!.. Сталин!..
– Теодор Достоевский!
– Совьет!..
– Леон Толстой!.. Руссия, Руссия!..
Репродуктор, укрепленный армейскими связистами на высоком телеграфном столбе, передавал из Лондона обращение короля Хакона к народу; норвежский король благодарил русских солдат и матросов, вернувших свободу северным провинциям страны, призывал население Финмаркена встретить освободителей как друзей.
На берегу одной бухточки двое солдат вместе со стариком норвежцем чинили изрубленное днище иолы.