— Нет-нет… я сама. — Всхлипнув, я облизала губы и все же подцепила ногтем кнопку, открывая папочку, а затем вытащила на свет и постановление на установление отцовства Яна, и об усыновлении мной Лики. Два решения и определения суда, а затем и… кажется, самую прекрасную бумагу на свете.

Ликино свидетельство о рождении, где в графе мать стояло мое имя. Пускай и фамилия не моя… но разве это было важно, когда у Лики теперь тоже была другая фамилия? Мы обе больше не были Смоленские. И мой папочка точно не был бы против, а Аля… возможно, это и было нечестно по отношению к ней — словно мы вычеркнули ее из нашей жизни, но ведь это не было таковым.

Я никогда не забывала о сестре и о том, что именно она родила Лику. Но сейчас, глядя на эту красивую бумагу с зелеными завитушками, я никак не могла сдержать слезы и понимала, что это самое правильное, что я когда-либо видела и чувствовала в своей жизни. То, к чему я шла даже не три года нашей одинокой с Ликой жизнью, а, кажется, все свои годы. Все то время, что я существовала на этой Земле. Я шла к тому, что у меня получилось с такой безумной легкостью только благодаря Яну.

Я перестала прятать слезы, просто прижала заламинированную бумагу к груди и всхлипнула, а когда ощутила мягкое касание пальцев Яна к своим плечам, тогда уже зарыдала в голос, а потом и вовсе повернулась к нему и, все еще прижимая новое Ликино свидетельство о рождении, второй рукой вцепилась в темные и мягкие волосы мужчины, а затем нагло потянула его голову на себя, касаясь губами его таких желанных сейчас губ.

Именно сейчас они были нужны мне как воздух. Ян был нужен мне как воздух. И если… если он опять меня отвергнет… я… я ни за что на свете не стану продолжать тот фарс, в котором мы прожили последние два месяца.

Я просто встану и уйду.

Теперь у меня были права на Лику, благодаря Яну и были.

И теперь… теперь, несмотря на это, я все равно больше всего на свете желала, чтобы он ответил на мой поцелуй. И не нежно и невесомо, как делал это в последнее время, а со всей той страстью, которую сам же во мне и разжег еще два месяца назад.

Ян ответил, только слишком уж невесомо. Прошелся нижней губой по моей верхней, а затем, нежно погладив меня по щеке, отстранился. Не подскочила я с дивана, наверное, только потому, что Ян все еще мягко поглаживал мою скулу и подбородок.

— Ты уверена? — хрипло спросил он прямо в мои губы, я же ничего ему не ответила, вроде кивнула, а может быть, только подумала, поэтому кивнула и просто потянулась опять к губам мужчины.

На этот раз поцелуй оказался настоящим. Таким же, как и наш первый. Таким, что даже последние мысли запросто улетучиваются из головы, словно предрассветная дымка.

Губы Яна полностью захватили в плен мои. А то, что вытворял его язык, так и вовсе было слишком… слишком агрессивно, настойчиво и так безумно вкусно. Лишь на грани сознания я почувствовала, как из моей руки, которую я все еще прижимала к груди, Ян потянул документ. Я предприняла очень вялую попытку не отдавать свидетельство о рождении, но, когда Бестужев буквально рыкнул мне в губы, я поддалась.