Ян часто пропадал на работе и больше не забирал сам Лику из садика. Этим занималась либо я, либо водитель Яна. Но все вечера мы проводили вместе. Иногда куда-то выбирались, иногда смотрели фильмы для всей семьи в гостиной Бестужева, и все действительно было словно по-настоящему — по-семейному.
Были теплота, забота и уважение. Мне это нравилось. Нравилось, кажется, настолько, что я готова была уже смириться и с диктаторскими замашками Яна. И все же других, более настойчивых шагов со стороны Бестужева больше не было. Он целовал меня перед сном. Очень-очень нежно, словно невесомо, и всегда заканчивал поцелуи первым. Я даже не подростком себя чувствовала, а скорее девочкой-пятилеткой.
А потом начались суды по установлению отцовства, но ничего в наших отношениях так и не поменялось. Лишь из квартиры пропала Мария Павловна. Первые две недели она постоянно приезжала ни свет ни заря, я и предположить даже не могла, во сколько именно, потому что, когда я просыпалась, завтрак уже был готов. В следующие разы Мария Павловна приезжала часам к пяти, чтобы приготовить ужин своему любимому Янчику. И уж в те моменты она никогда не скрывала своего отношения ко мне. Ведь ни Яна, ни Лики дома не было. Однажды я ее напрямую спросила: что не так? И услышала в ответ просто гениальнейшую фразу.
— Ты моего мальчика не заслужила. Палец о палец же не ударила. Даже ребенка рожала — и то не ты, и тут на тебе, такое счастье ни за что ни про что…
Дослушивать тогда я не стала. Благо было уже пора забирать Лику, вот я и уехала в тот день за дочерью, а на следующий я проснулась от звонка: нам привезла завтрак доставка, а Мария Павловна с тех пор больше не появлялась на пороге квартиры Бестужева.
Спрашивать, почему именно она пропала, я побоялась. Мысль о том, что квартира Яна напичкана камерами, я отбросила сразу и просто решила, что Мария Павловна сама решила высказать что-то Яну, а тот не стерпел. В общем, как бы оно ни было, но результатом я осталась довольна. Привозная еда была еще вкуснее, чем приготовленная женой деда Яна, и никак меня не ущемляла как женщину. Да, я не умела готовить, но все же могла красиво накрывать на стол и хотя бы так проявлять заботу о Яне и Лике.
Больше в квартире Бестужева делать мне было нечего. За чистотой и порядком следила приходящая домработница, и я была совсем не против. Я вернулась к прежнему объему работы и была почти счастлива. Почти, потому что я никак не могла понять, в каких отношениях мы находились с Яном.
Формально мы стали мужем и женой. По договоренности у нас должно было быть «все», а по факту не было ничего.
Ну ладно… было теплое соседство и взаимная забота друг о друге и Лике. Но на этом все. Со стороны мы, наверное, могли показаться кому угодно картинкой идеальной семьи, а по факту в нашей жизни происходило черт-те что. Точнее… точнее, этого самого черт-те что не происходило совсем. И так почти целых два месяца, которые оказались для меня по-настоящему бесконечными и в то же время пролетели со скоростью света.
Я настолько за это время опять с головой погрузилась в работу и в то же время доверилась Яну с решением всех серьезных вопросов, касающихся Лики, что даже дату суда не знала. А если бы знала, то сильно удивилась бы, что этот день пришел, а затем и прошел. Да еще и давным-давно.