– Как вам удалось пробраться сюда, хорунжий? – подполковник Мозалев энергично растирал запястья. – И снимите этот колпак с головы.

– Господин полковник, до самого дворца, если честно, особых трудностей не возникло. В самом дворце потребовалась помощь. Пришлось обратиться к лакею первого разряда. К сожалению, не успел узнать его фамилии, – я стянул с головы шапку-маску и указал ею на тихо сопящего носом вынужденного гида-проводника до нужного мне помещения.

– Он хоть живой, хорунжий?

– Могу привести в чувства, но лучше пускай полежит пока. Я его сильно напугал. Кляп вынешь, точно в истерике заголосит. Подождём утра. Тем более до рассвета осталось чуть больше часа.

– Может, сейчас разбудить его превосходительство? Он мне приказал поднять его с постели, как только вас, хорунжий, поймают, – то ли со мной, то ли сам с собой посоветовался Мозалев.

– Не поймали же! А какой ваш начальник бывает, когда его поднимают, чтобы сообщить неприятное известие, вам, господин полковник, лучше знать. Я своё дело сделал, – сказав это, я откинулся на спинку стула.

Начинало немного потряхивать от адреналинового отходняка. Нервишки пощекотал сегодня ночью хорошо. Охране императора хоть и предписано стараться задерживать подозрительных лиц, а стрелять только в случае явной угрозы для охраняемого лица, но по Чехову даже в театре «если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в четвёртом оно обязательно выстрелит». А здесь ночь, нервы на взводе и оружие в руках.

Почему-то вспомнился анекдотический случай в мотострелковой части, на территории которой наш отряд спецназа был на время операции расквартирован. Новый набор призывников, которых привезли в часть покупатели, оказался в своём большинстве из представителей среднеазиатских республик СССР. Но хочешь не хочешь, а некоторым из них через пару месяцев пришлось идти в караул. Наблюдал из раскрытого окна кабинета следующую картину. Боксы с боевой техникой. Мимо ворот важно прохаживается молодой боец, с автоматом на плече и подсумком для магазинов на ремне. Часовой на посту. Весь важный от возложенной на него ответственности.

Вдруг на площадку выруливает целый майор – замполит полка. Редиска в нравственном отношении полная. Большой любитель поиздеваться морально над бойцами. Здесь решил, как позже выяснилось, проверить несение службы в карауле молодым пополнением.

– Стой, не ходи сюда, – часовой снял с плеча автомат.

Охреневший от такой команды замполит делает еще несколько шагов в направлении часового. После этого боец передёргивает затвор, наводит автомат на офицера и ласково так говорит: «Всё! Последний раз идёшь».

Замполит бухнулся плашмя на бетонку там, где стоял. Попал в лужу с разводами ГСМ. Пролежал в ней минут десять, пока не пришёл разводящий со сменой. Добили меня слова разводящего: «Товарищ майор, так они у нас без патронов в первые караулы ходят. Как бы чего не вышло».

Вот и мне ночью, когда крался мимо постов и патрулей, очень не хотелось, чтобы чего-нибудь вышло. Понятно, что здесь в Гвардейский пехотный отряд почётного конвоя, Дворцовую полицейскую команду с её секретной частью, Дворцовую роту, да и в Собственный Конвой отбирали лучших из лучших. Но ружьё-то могло стрельнуть! А всё генерал Черевин. Развёл меня в разговоре на слабо, как последнего мальчишку. Хотел уже вспомнить подробно тот разговор, чтобы понять, как попался, но тут адъютант Петра Александровича произнёс: «Боюсь, час или полтора до пробуждения не сыграют большой роли. А получить от его превосходительства дополнительное недовольство из-за нерасторопности мне как-то не хочется. С вашего позволения, хорунжий, я пройду в спальню и разбужу Петра Александровича».