женского труда. Таким образом, анализ сексуальности, деторождения и

материнства был в центре феминистской теории и истории женщин. В

частности, феминистки обнаружили и раскрыли стратегии и насилие, с

помощью которых андроцентрические системы эксплуатации стремились

подчинить и присвоить женские тела, показывая, что женские тела были

основной целью, исключительными объектами развертывания властных

методов и властных отношений. Действительно, многие феминистские

исследования, которые были сделаны с начала 1970-х, о контроле

репродуктивной функции женщин, влиянии на них изнасилований, избиений

и принуждения к красоте как к условию социальной приемлемости, являются

монументальным вкладом в дискурс телесности в наше время, показывая

ошибочность распространенного среди ученых убеждения, приписывающего

это открытие Мишелю Фуко.

Начиная с анализа «политики тела», феминистки не только произвели

революцию в современном философском и политическом дискурсе, но они

также начали ревалоризацию тела. Это было необходимо для того, чтобы

противостоять негативу, сопровождающему отождествление женственности с

телесностью, и создать более целостное представление о том, что значит быть

человеком [3]. Эта валоризация принимает различные формы, начиная от

стремления найти недуалистические формы знания, до попытки (вместе с

феминистками, которые рассматривают половые «различия» как

положительное явление) разработки нового языка и «[переосмысления]

телесных корней человеческого разума» [4]. Как заметила Рози Брайдотти, отвоеванное тело уже никогда не будет воспринято как биологическая

данность. Тем не менее, такие лозунги, как «возвращение тела» или

«проговаривание тела» [5] были раскритикованы постструктуралистскими, 17

фукианскими теоретиками, которые отвергают любые призывы к

инстинктивному освобождению как иллюзорные. В свою очередь феминистки

обвиняют фукианский дискурс сексуальности в том, что он не обращает

внимания на половые различия, в то же время присваивая многие открытия, сделанные феминистским движением. Эта критика вполне уместна. Кроме

того, Фуко настолько заинтригован «продуктивным» характером властных

методов, которыми окружено тело, что его анализ практически исключает

любую критику властных отношений. Почти апологетические особенности

теории Фуко о теле усугубляются тем, что он рассматривает тело

исключительно в дискурсивном контексте, и больше заинтересован в

описании того, как власть развертывается, чем в определении её источника.

Таким образом Власть, которая производит тело, представляется чем-то

самосущим, метафизическим объектом, универсальным, оторванным от