Озеров удивленно вскинул брови.

– Господи, да кто ж может быть выше?

– Сейчас-то мы с вами выполняли приказ Временного правительства!

– Ну ведь это в связи с чрезвычайными обстоятельствами, вызванными его… недомоганием…

– Вот и я сказал ему то же самое, на что он предложил вспомнить, сколько Романовых досрочно расстались с короной и с самой жизнью в связи с различными… недомоганиями… Потом предложил оценить, как сильно недомогал Петр Третий, когда к нему явились братья Орловы, и Павел Первый во время визита братьев Зубовых…

– То есть он намекал на то, что вы заговорщик?

– Он просто продемонстрировал, что здоровье монарха в России крайне зависит от различных комплотов, и предложил еще раз подумать, кто является для меня таким авторитетом, чей приказ я готов выполнить, не задумываясь?

– А вы?

– А я стоял, как кадет-первогодок, краснел, мучительно перебирал в голове фамилии членов династии и понимал, что это не то, что он имеет в виду нечто совсем другое…

– Не это ли еще один признак его ненормальности?

– Ваша логика рассуждений, Сергей Сергеевич, полностью совпадает с моей, – усмехнулся Бобриков, – но я не закончил. Видя мое затруднение, государь спросил, кто будет для меня высшим авторитетом, имеющим право отдавать приказы в случае, если в России вместо монархии будет установлено республиканское правление?

– Это была провокация?

– А зачем она ему? Мы и так в его глазах – бунтовщики-заговорщики… Нет, это не была провокация, он просто подталкивал меня в нужном ему направлении…

– И что было далее?

– Я сказал, что высшим авторитетом в таком случае будет для меня тот, кого назначит народ. На что он усмехнулся, прищурился, наклонил голову набок и спросил: «А зачем нам ждать? Может, сразу у него и спросим?»

– Это что значит?

– Это значит – плебисцит по вопросу предоставления независимости Царству Польскому, манифест о котором я сейчас везу с собой…

Бобриков натянул поводья, конь под ним остановился и загарцевал. Остановил свою лошадку и Озеров, с удивлением оглядывая командира с искаженным от переживаний лицом.

– Сергей Сергеевич, вы же знаете, я предельно прямо и откровенно общаюсь со всеми, невзирая на лица. Я сотни раз видел государя, в том числе когда он был еще наследником. Я не знаю, что с ним случилось за последние три месяца, но это абсолютно другой человек… Прежней осталась только внешность… Хотя нет… Глаза тоже незнакомые, колючие… И вот что удивило и напугало – он знал все наперед… Понимаете, он знал, что́ я скажу, когда я только рот открывал… И я первый раз испугался…

– Но, простите, чего?

– Всю мою карьеру я общался с царями, не меньше десятка раз – с Николаем Александровичем, а сейчас понял, что теперь говорю с помазанником Божьим, и мне сразу стало ясно, почему немецкие врачи поставили такой диагноз: он действительно не от мира сего…

– Плебисцит, – медленно произнес генерал Озеров это слово, как будто пробуя его на зуб, – Господи, древнеримскую традицию тащить в нашу берлогу… Он действительно сумасшедший…

– Может, он и сумасшедший, но за те права, которые он уже предоставил плебсу, его будут носить на руках… А теперь еще и плебисцит… Да, кстати, он настаивает, чтобы армия тоже принимала участие в голосовании.