— Я приду, — сказал он дяде Грише, глядя, как она идет к лоткам с мороженым. — Похоже, свидание срывается.

— Извини, что помешал, — насмешливо бросил тот.

— Она просто сегодня не в духе. А я решил заняться спортом.

— Я тебя жду, Леша, — просто сказал дядя Гриша и направился к выходу.

«Так он «за» или «против»? — напрягся Алексей. — Ничего не понимаю! Я, кажется, вообще ничего не понимаю…»

…На улице и в самом деле потеплело. Было уже не так студено, да и ветер стих. Самое время для романтических прогулок, когда под ногами мерно поскрипывает снег, а щеки щекочет легкий морозец. Когда редкие снежинки ласкают лицо, трогая лоб и губы, а в особенности кончик носа, и приятно их холодят. Когда деревья похожи на огромные медовые леденцы в звенящем инее, подсвеченном красными и желтыми фонарями. Этакие петушки на палочке, заманчиво выглядывающие из темной коробки, в которую превратила спортбазу стремительная декабрьская ночь. И — ни ветерка.

— До чего же красиво! — не удержался он.

— Да, красиво, — согласилась Лера.

— Знаешь, я давно уже перестал реагировать на смену времен года, — пожаловался Алексей. — Раньше томился, словно жаркое в русской печи, истекая тоской: весной — по звонкой капели, глубокой осенью — по снегу. Едва он выпадет, радовался, как ребенок.

— А ребенком не радовался? — подколола она.

— Я тебе о романтике, а ты… — слегка обиделся он.

— Тогда при чем тут жаркое?

— Я на диете. Поэтому все время невольно думаю о еде.

— Я заметила, — лукаво сказала Лера. — Что на диете.

— Я даже не понял, когда это началось. Мне уже ничего не интересно, ничто не волнует. «А, снег выпал… Резину, дурак, так и не поменял. Весна пришла? Ну, жди обострения у всяких там маньяков!» Вот и все мои мысли. А радости нет. Когда-то я сказал сгоряча: жизнь состоит из сна, еды и проблем…

— Как-как? — рассмеялась она. — А ведь верно!

— Нет, Лера, есть еще и красота, которая, как говорят, спасет мир. И сегодня я ее наконец заметил. Хотя устал как собака, намерзся, перенервничал.

— Я тоже… перенервничала.

— Да слышал я! — с досадой сказал он.

— Что слышал? — сразу насторожилась Климова.

— Как Маркович тебя подколола.

— Так ты еще и подслушиваешь?!

— Это моя работа.

— Ну и что? Ты уже понял, кто бросил камень в Лукашову?

— Прямо по Библии получается, — поморщился он. — Бросил камень…

— Потому что Алине пришло время собирать их, эти камни, — спокойно сказала Климова. — Она последнее время вела себя безобразно.

— А ты? Ты, что ли, без греха?

— Тебе дядя Гриша что-то рассказал? — настороженно спросила Климова.

— Он все время что-то рассказывает. А я слушаю. А слушать, Лера, я умею.

— И какие будут выводы из всего услышанного тобой сегодня?

— Выводы такие, — он нагнулся и взял горсть снега, чтобы слепить из него комок. — Ты знаешь, кто будет играть в олимпийской пятерке. Мысленно ты ее уже составила. На доске пять фигур: белый король, иначе скип, черный король, он же вице-скип, белая ладья — ведущий, второй номер — черный слон, и маленькая черная пешка, запасная, которая вполне может оказаться проходной. И каждой из этих фигур ты уже дала имя. Твоя задача — очень тонко донести свою мысль до мистера канадца. Потому что ему, по сути, наплевать. Он никого из этих девочек не знает, для него все они — на одно русское лицо. К которому в глубине души он испытывает хорошо если просто безразличие, а не отвращение. Они для него — куклы в коробке. Поиграет и бросит, слава богу, если ни одну не сломает. И если ты грамотно поведешь свою игру, ты выиграешь партию. Потому что ты умная. У тебя уже есть план, я в этом уверен, — он с досадой отшвырнул снег, который оказался слишком перемороженным. Калерия слушала очень внимательно.