Но Васильева было не остановить. В порыве гнева он вспомнил не только известную «мать», но и кучу других нелегкого поведения родственников. И когда у него иссяк запас выражений, Ковалев наконец смог вставить слово:

— Александр Васильевич, Важа готовит Мальчика к диверсии на объекте Х.

— Что?! Какая еще диверсия? Ты в своем уме, Ковалев?

— Александр Васильевич, я ничего не выдумываю! Диверсия самая что ни на есть настоящая. Вчера Важа проводил рекогносцировку объекта Х, а потом на машине Мальчика перевозил оружие и гранатометы, с ним были шесть боевиков. После этого у Мальчика сдали нервы, он запаниковал и все рассказал Галине. Она тут же позвонила мне и.

— Ковалев, ты че несешь?! Какая, е… мать, еще Галина?!

— Наш помощник из Ахтырки, из паспортного стола.

— И что она?

— Она молодец! Здорово сработала! Убедила Пацана не бежать, а обратиться к нам.

— Ну-у ты, ну ты, Ковалев, и накрутил! За такую работу Аниченко нам головы поотрывает!

Товарищ полковник! Александр Васильевич, если бы не Галина, то Мальчик бы ударился в бега!

— Говоришь, Галина вовремя сработала? Он не сбежал? — В голосе Васильева поубавилось высоких нот, и он задумался.

Теперь уже в его глазах ситуация не выглядела столь провальной. Более того, действия Галины, склонившей шпиона к обращению в контрразведку, открывали новые перспективы в проведении операции «Охота на «Ястребов». В этом случае суровый Аниченко мог бы закрыть глаза на нарушения в конспирации и самодеятельность Ковалева — пришел к такому выводу Васильев и, сменив гнев на милость, распорядился:

— Ладно, Павел Николаевич, забудь, что я говорил. Немедленно с Мальчиком ко мне!

— Я уже в пути, а он подъедет позже на Сенной рынок. Мы договорились, что…

— Ка-акой на хрен рынок?! Ты… ты что, совсем. — задохнулся от возмущения Васильев, а когда к нему вернулся дар речи, снова дал волю своему гневу: — Нет, ты точно охренел, Ковалев! Это же надо! Отпустить шпиона?! Как такое тебе в голову могло прийти? Ты меня точно до инфаркта доведешь! Ты.

— Александр Васильевич, он шпион, но не сволочь! Я верю ему! — как мог защищался Павел.

— Ковалев, ты опер или ванька-взводный? Боже, с кем работаю? Детский сад! — уже не рычал, а стонал Васильев.

Павел молча глотал упреки. Перед ним стояли лицо и глаза Пацана. Несмотря на предательство, в глубине его исковерканной души сохранилось что-то от того светлого, что в далеком 1992 году привело на помощь друзьям в Абхазию. Павел верил: это не позволит Пацану совершить еще одну подлость и броситься в бега. Набравшись духу, он заявил:

— Александр Васильевич, Мальчик — шпион, но не сволочь! Он будет в Краснодаре. Я клянусь!

— Ну, Ковалев, ну ты как пионер! А они с советской властью закончились! — в сердцах произнес Васильев, но сбавил тон и потребовал: — Докладывай, до чего договорились!

— К пяти Мальчик подъедет на Сенной, зайдет в динский павильон и позвонит мне.

— Понятно. Предложения?

— Организовать за ним наружку, чтоб засечь хвост.

— Ладно, что еще?

— Я почти уверен, Важа — не резидент.

— А кто?

— Командир группы диверсантов.